Веду дочку в школу в полной уверенности, что мне нужно успокоиться и игнорировать собственную глупость. А по-хорошему, перейти с дочерью в другую школу. На меня нападает странный юношеский максимализм. Я бегу, прыгаю. И, подняв ногой ворох опавших жёлтых листьев,  царапаю о скрытый под ними камень ботинки и ругаю себя за очередной идиотизм.

Влетаю в холл школы, ни с кем не поздоровавшись, вглядываюсь в зеркало на стене, понимая, что выгляжу потрëпанной и взлохмаченной, будто на голове у меня волчья шерсть.

Надо взять себя в руки, направив все свои силы на подавление эмоций. Больше никаких взглядов, учителей и тайных желаний. Вернуться в обычную жизнь и не думать, не фантазировать и не ждать. И, самое главное, не сходить с ума в свои тридцать с лишним.

— Удачи, милая, — целую дочку в лоб.

И вроде бы ничего не происходит, но сердце ждёт. Оно бесится сумасшедшим  грохотом. Малышка убегает, скрывшись между колоннами, а я, обернувшись, обнаруживаю, что она забыла пакет с обувью. Иду за Маргариткой по коридорам и, всучив ей сменку, возвращаюсь.

Опять они экономят электричество: в переходе полумрак, на фоне которого ярким пятном выделяется его белая рубашка. За колонной, в узком коридоре, ведущем к пожарной лестнице, стоит учитель. Кажется, судьба собралась издеваться надо мной до бесконечности, то маня его серыми глазами, то отнимая последнюю надежду, указывая, что он не прочь провести время в обществе других женщин.

— Сестренка, ну что ты как маленькая! — Обнимает он ту, к которой я так отчаянно ревновала. — Позвоню тебе и поговорим. Ну наорала!? Ну и хрен с ней. На то она и директриса.

Его слова о том, что они близкие родственники, меня по-идиотски радуют. Будто врач, сообщивший, что ваше образование доброкачественное. В каком-то взволнованно-торжествующем шоке я замедляю шаг, понимая, что вела себя глупо и наивно.

Она его сестра! Ну и что, что они непохожи. Он меня не видит, не догадывается, что его кто-то слушает, и точно говорит это ненамеренно. Значит, эта пышногрудая нимфа в короткой юбке и вправду его родственница. Пальцы мигом леденеют, дрожат по-девчоночьи. И надо бы выйти поскорее из здания, вернуться домой, но я так странно взволнована, что не сразу определяюсь с маршрутом.

Глупо, капризно, по-бабьи!

Так, будто нет в жизни другого смысла, кроме влечения к мужчине. А ведь это не так, всё остальное никуда не делось, оно продолжается, длится, существует!

Давно начался урок, и мне пора идти работать, ведь у меня есть лимит на день и определенный объëм, который необходимо выполнить. И всё-таки я решила забыть, а значит, так и надо действовать.

Но прямо на меня идет он...

***

И мне бы отвернуться и пройти мимо. Не искать его глаза и не цепляться за горячий, настырный взгляд. Но как же приятно, когда он смотрит, и как же горячо, когда обращает внимание.

Куда-то исчезает та самая сестра, и вообще никого нет. И вдруг четко вспоминается собрание перед началом учебного года, где сообщалось о том, что камеры есть только в холле, гардеробе, широких рекреациях и больших коридорах на верхних этажах. А вот здесь, со стороны пожарной лестницы — нет: денег не хватило, и надо бы скинуться, да пока не до того.

— Здравствуйте, — полуулыбается он и, облив меня очередной горячей волной, проходит мимо.

И что я чувствую в этот момент? Облегчение, что ничего не будет? Радость, что удалось избежать разврата? Чёрта с два! Я ощущаю сильнейшее разочарование, пустоту и даже немного обиду. Разлепить губы, чтобы ответить на приветствие не получается. Я даже, кажется, останавливаюсь и еле-еле уговариваю тело двигаться дальше.