За разговором я выяснила, что КьюБейсику Симу обучил отец. Вместе они даже написали игру для MS-DOS 3. А потом, уже сама, Сима модифицировала две игры – «Ниблз» и «Горилла» – и по ходу сама научилась более продвинутому программированию.

Когда она все это рассказывала, мне даже не пришлось изображать заинтересованность. Человеческие существа стали для меня чужой, странной расой за все те годы, что я пыталась отделиться от них, страшась пускать в свой дом или позволять рыться в своем прошлом. Сидя напротив Симы в столовой, я начала понимать подростковое мировоззрение намного лучше. Изо рта у нее пахло печеной фасолью, а по лицу рассыпались созвездия прыщей. Я чувствовала, насколько мучительно далека от нее и всего того, что она собой воплощает, будто бы я актриса, методично исполняющая свою роль.

И когда боль от этого осознания достигла своего пика, я наклонилась к ней и сказала:

– Сима, если я расскажу тебе кое-что, ты обещаешь не болтать?

Весь следующий год я училась программировать – с Симой и саму Симу.

Она была любимицей семьи – поздний ребенок, долгожданная девочка. Двое ее братьев уже давно выросли и женились. Ее седеющая мать терпела наши околокомпьютерные разговоры с плохо скрываемым недовольством. Она приносила нам в комнату индийский хлеб с лицом, явно выражавшим желание, чтобы ее дочь вместо всего этого посмотрела последний фильм с Амиром Кханом.

В квартире Симы пахло розовыми лепестками и «Маджма 96 Аттар[55]» ее отца. Ее мертвая бабушка смотрела на меня с фотографии, украшенной пластиковой гирляндой. После выполнения всех домашних обязанностей мы летели на огонек монитора, и моя умная подруга строго и очень спокойно объясняла мне функции.

– Ты можешь заменить LEFT$ и RIGHT$ вызовом MID$, – говорила она, заглядывая мне через плечо.

Мой интерес к программированию даже рядом не стоял со слепым рвением Симы. Других дел у нее почти не было. О свиданиях с мальчиками до свадьбы не могло быть и речи, и родители не отпускали ее одну даже до газетного киоска. Если бы не школа, она бы сидела днями и ночами напролет, разрабатывая код для своей новой игры, пока ее мускулы и социальные навыки не атрофировались бы.

Я лично не понимала привлекательности программирования, пока она не объяснила – причем так, что и пятилетний ребенок смог бы понять – одну простую вещь: компьютер ничего не может сделать сам.

– Ему нужен человек, – сказала Сима, – чтобы давать ему команды.

– Починись, – пошутила я, ткнув пальцем в монитор.

Мы сидели за компьютером до злобного отупения. Я постоянно ныла, как это все занудно и противно и как мне хочется швырнуть ее драгоценную машину в Темзу.

– Это просто логика, – говорила она. – Мы только спрашиваем себя, истинно нечто или нет. Если истинно, следующий вопрос – как мы можем использовать это знание для того, чтобы все сработало согласно нашим желаниям.

И тогда меня как молнией ударило – это было в точности то же, что я делала с самой Симой. Я слегка подражала отцу в своих попытках оказать на нее какое-то влияние. Понимая, что меня ожидает очередной пятничный вечер в компании файлов объектного кода, я пыталась просчитать, скорее ли она согласится пойти на танцы, если я сделаю ей комплимент («Ты будешь так классно выглядеть в этом платье!»), или если поддразню («Мы можем вернуться на наши почетные места заслуженных ботанов завтра»).

Но не столько я программировала Симу, сколько она меня. Каждый раз, когда она на что-нибудь остро или заинтересованно реагировала, я записывала это в свой код и использовала при следующей встрече.