И подпись высокопоставленного по тем временам партийного руководителя.
Наученная горьким опытом, я принялась за свою программу на радио с предельной осторожностью. Отныне – Правда, Правда, ничего кроме Правды. Как говорил мой славный друг Даур Зантария, есть такие писатели, которые пишут только о том, что видели своими глазами. Если он написал: «Из трубы вылетела ведьма на метле», – значит действительно это видел, иначе бы не написал.
Вот так я и решила действовать.
Достоевский говорил: когда пишешь роман, следует запастись хотя бы одним очень сильным жизненным переживанием. То же можно сказать о радиопередаче.
По-моему, радиопередача – сочетание сильного переживания и досконального знания, о чем, собственно, ты собираешься поведать миру. Нужно погрузиться в предмет до такой непереносимой степени, чтобы не мочь ни думать, ни говорить ни о чем другом. Пока ты в себе самом не услышишь гудок, я бы даже сказала, сирену: если не сейчас, то все! Тогда ты приходишь в студию и садишься к микрофону.
Это в идеале. И особенно поначалу.
Но даже съев собаку в этом деле, не стоит перед микрофоном чувствовать себя как дома – позевывающим, в пижаме и тапочках. Ты должен быть на взводе. У птицы перед взлетом повышается температура – и у нас должен быть такой энергетический накал. Его надо передать слушателю. Как говорил мой учитель поэт Яков Аким, когда пишешь стихи для детей – необходимо обрести какое-то особое состояние подтянутости, даже побриться не мешает. Вот так и тут.
Мы ощущаем напряженную сосредоточенность и в то же время удивительную свободу. Но это ощущение основано не на пустой самоуверенности («Гори оно огнем! Что-нибудь наболтаю…»), а на устремленности в эфир, как в открытый космос, откуда ты можешь не вернуться.
Слушателю это будет ясно по вибрации твоего голоса.
Радиоприемник «Звезда-54». Мой одногодок. Выполненный Александровским заводом в 1954 году. Красивый, словно глубоководная рыба латимерия, весь сияющий, с лучезарными глазками ламп – в окружении радиоточек, как рыба латимерия в стае трески. Это было такое время, когда на передней панели писали только города Советского Союза: Минск, Новосибирск, Ташкент, Кишинев, Ленинград, Таллин, Рига, Воронеж… А волны – длинные, средние, короткие и ультракороткие (УКВ).
«К вам обращается высший разум Вселенной!»
Первую передачу – дело происходило в конце 80-х – мы начали таинственнейшим скрипом несмазанных петель дубовой деревянной двери. А из-за этой многопудовой двери, медленно нарастая, полилась космическая музыка. Зазвучал мой голос:
– Люди Земли! Не стану скрывать от вас – грядут великие времена. Причем кому ни скажешь об этом, все сразу осведомленно: «Что? Конец света?» Какой конец света?! – вскричала я, и, наверное, тысячи радиослушателей вздрогнули от неожиданности. – Разве свет может иметь конец или начало? Свет – он во всем. Даже тьма наполнена светом. Мой муж Лёня Тишков, художник, старый черный карикатурист, говорит: «Черный юмор – это ночь без лунного света, когда все предметы видны еще яснее, потому что свет идет от них самих, а не льется сверху». Я вам больше скажу: свет усиливается – от людей, от растений, от деревьев особенно. От зверей. Да у меня тараканы на кухне стали светиться в темноте, что я могу к этому добавить? Все вокруг, – уверенно продолжала я, – так и поднимается на новую ступень бытия. Некоторые деревья, если с ними познакомиться поближе, – прямо Будды. А животные? Мой английский сеттер Лакки совсем стал человеком, понимает любые слова, даже «будущее», «шашлык» и «пипетка». А как он любит, когда я читаю ему вслух рассказы о животных Льва Толстого для учащихся начальной школы! Людей я вообще не узнаю. Муж заходит в магазин. А там на подоконнике сидит монашек – сам навеселе, глаза блестят, раскраснелся…