Ну, это не беда, случалось мне ходить на дорках и в одиночку – не самое простое занятие, но днём, в хорошую погоду, если ещё и не ставить паруса, а обойтись дизелем, справлюсь. Местный фарватер, весьма переменчивый из-за приливных и отливных течений, я выучил неплохо – к тому же наиболее хитрые места были, как положено, обставлены вешками и створовыми знаками в виде обрешеченных деревянных пирамид и треугольников, высящихся на берегу.

Всё, решено, иду! Я попрощался с нимфами – чуть более, чем братский поцелуй (увы, сейчас мне не до любовных утех, надо выспаться хорошенько) – и я, зажав под мышкой гитару, бреду, мурлыча под нос недопетую давеча песенку, к пристани – там, на мелкой приливной зыби покачивается и поскрипывает кранцами о края пирса верный «Штральзунд».

Ну, люблю я Окуджаву, что тут поделаешь!..

Веха, почерневший от времени и воздействия окружающей среды шест, наискось торчащий из воды, неторопливо удалилась назад – между нею и правой скулой «Штральзунда» осталось не больше метра чистой воды. Судя по остаткам ещё сохранившейся разметки, прилив сегодня довольно высокий и находится на самом пике. Это неплохо – приливные течения в салмах (так на Беломорье называют проливы между бесчисленными островками и материком) сейчас ослабли, глубина на фарватерах наибольшая, а значит, риск сесть на мель минимален. Если, конечно, не зевать, и в точности следовать указаниям карты и навигационных створовых знаков, то и дело мелькающих по берегам. Что я и делал, причём весьма старательно, поскольку меньше всего мне хотелось сейчас подобных приключений. Конечно, скорость у дорки невелика, узлов семь от силы, и днище скорее всего, не повредишь, но если киль увязнет в донном песке, и не удастся сразу же, дав задний ход, освободиться – всё, пиши пропало. Придётся в течение многих часов дожидаться нового прилива, который снимет увязшее судно с мели – а перед этим надо будет ещё и выпрыгнуть за борт и по грудь в воде подпирать судно с боков специально заготовленными на такой случай жердями. Если не сделать этого – на пике отлива дорка ляжет на борт, а подобные фокусы никогда не заканчиваются ничем хорошим – срывается с мест всё, что не было прикручено, приколочено или привязано; перемещаться по палубе можно лишь на четырёх точках, на обезьяний манер. И к тому же, стоит подняться хотя бы небольшой волне – беспомощное, подобное выброшенному на берег дельфину, судёнышко начинает нещадно колотить и швырять о песок и донные камни.

Установить подпорки в одиночку нелегко; вода даже сейчас, в конце июля, прогревается в лучшем случае градусов до десяти, а провести в ней придётся часа полтора. Единственный шанс не свалиться после этого с жесточайшей простудой – как можно скорее переодеться в сухое, выцедить полную кружку коктейля «Кровавый Мороз» (адская смесь спирта «Рояль» и кетчупа, приправленная четвертью ложки молотого красного перца), и завалиться в каюту спать – благо, заняться до прилива всё равно нечем.

Но я отвлёкся. Итак, сначала из-за редких сосенок, выплыла решётчатая пирамида высотой примерно в два человеческих роста, сколоченная из узких реек. Вскоре появилась и вторая, метрах в ста в глубине острова, на высоком каменном лбу. Как и первая, эта пирамида когда-то была выкрашена чёрными и белыми полосами, но теперь, облупившись под действием беломорских дождей и ветров, приобрела равномерный грязно-серый цвет.