— Последняя сказка была ужасная, — сообщаю мужу, укладываясь в постель.

— Да-а, — урчит Азамат. — Она очень древняя, а в древних сказках больше символов, чем красоты. Но я подумал, что Киру будет полезно её послушать. Материнское молоко — это очень важный символ на Муданге. Ты ведь знаешь, у нас женщины редко кормят сами, так что это своего рода благословение Богини-Матери. Спасибо тебе, что его угостила. Я подумывал тебя попросить, но решил, что это будет уже слишком, ты и так его очень хорошо приняла.

— Он поэтому десять раз разрешения просил? И потом благодарил тебя за что-то? Я уж так и подумала, что тут какое скрытое значение.

— Да уж какое скрытое, — хмыкает Азамат. — Его родная мать ему ни капли не дала в своё время, а тут вдруг ты, чужая, в общем, женщина, предлагаешь целую бутылку. Вот это я понимаю, приём в семью.

— Давно бы сказал, — пожимаю плечами. — Может, он бы быстрее к нам привык.

— Я думаю, если бы ты ему прямо сразу молока предложила, он бы решил, что мы опасные безумцы, — смеётся Азамат. — По-моему, всё вышло просто отлично, потому что не нарочно. Может, он теперь успокоится наконец. Эх-х... — Азамат подгребает меня поближе и трётся щекой о мою макушку. — Может, кончились наши невзгоды, как ты считаешь?

— Не загадывай, — кривлюсь я. — Нас так просто в покое не оставят.

Лошадь — это не только средство передвижения и спутник жизни, это ещё и классная увлекательная игрушка, навроде нового телефона. И мои мальчики явно в детстве не наигрались. Вот уже полдня выгуливают своих скотов, меряются, чей выше прыгает, и учат мелкого командам. Он, правда, визжит всё что угодно, только не то, что нужно, и лошади немного нервничают.

Я постояла понаблюдала за этим развлечением минут двадцать, зевнула и пошла домой консультировать страждущих на форуме. И вот как раз когда я обдумываю, как бы потактичнее и попонятнее объяснить некоему зажиточному фермеру, что с его сыном всё хорошо, а вот у него самого запущенная паранойя, мне звонит Алтонгирел.

То есть звонит он не совсем мне, а просто на местный большой бук, которым мы с Азаматом пользуемся неразличимо.

— А, — говорит, — это ты. Здравствуй. Где Азамат?

— Выгуливает детей и зверей, — отвечаю. — И тебе привет.

Алтонгирел откачивается сначала в одну сторону, потом в другую, как будто хочет удостовериться, что муж не стоит у меня за спиной, подслушивая разговор.

— Да нету его, — говорю. — Он на стоянке.

— Угу, — Алтонгирел усаживается поудобнее и вдруг пригибается к экрану и спрашивает шёпотом: — Ну как они ладят?

— Последние пару дней ничего, — задумчиво склоняю голову. — Хотя Кир по-прежнему странноватый. Вроде всё хорошо, всем доволен, вдруг смотришь — опять надулся. Вчера, например...

Я кратко пересказываю вчерашний эпизод с побитым пастухом. Алтонгирел смотрит на меня пристально и корчит самые невообразимые рожи. В конце он страдальчески потирает лоб и некоторое время молчит.

— Что скажешь, духовник? — спрашиваю.

— Наверное, хорошо, — медленно начинает Алтонгирел, — что Азамат двинул этому полудурку.

— Конечно, хорошо, — удивляюсь я. — Есть сомнения?

— Я в том смысле, — продолжает Алтоша, — что раньше бы он так не сделал. До твоего появления он принимал оскорбления как должное, никому даже в голову не приходило, что ему обидно...

Я нетерпеливо вздыхаю.

— Ну естественно, у него с тех пор повысилась самооценка! Если ты не заметил, его вообще-то Императором сделали, а такие вещи обычно влияют на отношение к себе, знаешь ли. Я поражаюсь, как этот козёл посмел рот открыть. Это ж надо быть таким кретином, чтобы опустить сына Императора в его присутствии! На что он рассчитывал, интересно? Что Азамат глухой?