– Правда? – заинтересовался Леонид Аркадьевич. – А я ничего не слышал. – Это куда ж надо идти?..

Василий Сергеевич начал любезно объяснять, потом они ещё чего-то говорили, но Зозулин больше уже ничего не слышал. Неожиданно он вспомнил.

Сочная улыбка удивительной, не существующей более женщины мелькнула у него перед глазами.

Теперь всё стало на свои места. Вот, оказывается, отчего он попёрся через весь город в этот чёртов зоопарк, вот почему уже три часа бродил по нему.

Одновременно он вдруг осознал, что есть нечто, интересующее его куда больше, чем какая-то дурацкая сингапурская белка. Причём мысль, осенившая его, возникла мгновенно, как реакция крокодила. Вдруг внутри высветилась картинка, и его воскресное бесцельное брожение окончательно обрело и смысл, и цель.

В этот момент в соседнем пустом отсеке наметилось какое-то оживление. В глубине его открылась дверца, и оттуда появился небритый рыжий парень с угрюмым выражением на лице. В руках он держал грязный полотняный мешок.

Все тут же замолчали и с удивлением воззрились на служителя зоопарка. Парень развязал мешок и вытряхнул оттуда длинную чёрную змею.

Змея недовольно крутила треугольной головой, мрачно поглядывала вокруг, неприятно высовывала раздвоенный язык.

– Эта уже больше похожа на ту, про которую мне Толя писал, – заметил Леонид Аркадьевич.

– Это откуда такая красавица? – задиристо крикнул служителю неуёмный Василий Сергеевич.

Небритый работник террариума равнодушно пожал плечами.

– А я почём знаю! – ответил он, уныло наблюдая за сворачивающей кольца змеёй.

Голос его сквозь толстое стекло звучал сдавленно, как будто парень из последних сил удерживал неподъёмный груз.

– Где-то на горе Конь поймали, – напоследок бросил он и исчез в глубине отсека.

– Какой такой Конь? – подивился Василий Сергеевич.

И тут же стал оживлённо развивать какие-то свои, совершенно не интересные Зозулину соображения о происхождении новой обитательницы террариума. Слушать их было совсем невмоготу.

Зозулин извинился, решительно отказался сопровождать новых знакомых обратно на старую территорию, где, оказывается, экспонировалась диковинная белка, сбивчиво распрощался и выскочил на улицу.

Через минуту он уже стучался в дверь с надписью: «СЛУЖЕБНОЕ ПОМЕЩЕНИЕ. ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЁН».

Следующие полчаса понадобились, чтобы разыскать и убедить угрюмого рыжего служителя продать ему живой корм, тот самый, которым питалась зелёная змейка.

А спустя ещё пятнадцать минут донельзя возбуждённый происходящим Зозулин уже вступал на эскалатор метро «Краснопресненская», держа в руках драгоценную ношу – стеклянную баночку с крошечной очаровательной мышкой.

Жил Борис Зозулин одиноко, так что в осуществлении задуманного никто ему помешать не мог. Первым делом он сварганил яичницу с колбасой, быстро перекусил, попил чайку, потом пошёл в ванную, вымылся, надел старый потёртый халат и только тогда наконец взялся за дело. Он немножко нервничал, руки чуть дрожали от предвкушения необычного события, которое должно было осветить его жизнь.

Что и говорить, жизнь была пресная: работа, телевизор и перед сном скучный, приевшийся онанизм, который он тщетно пытался как-то разнообразить. В этом сером существовании Зозулин, сколько себя помнил, никогда не находил никакого просвета.

Женщин он в интимном плане боялся и, более того, даже недолюбливал. Слишком уж хорошо помнил свой первый «удачный» опыт когда-то в юности, насмешливый хохот, который до сих пор стоял у него в ушах. Женщины являлись существами крайне опасными, полными скрытой агрессии.