Как и бывает в таких случаях, время, казалось, тянулось ужасно медленно, а затем опять резко ускоряло свой ход, расплываясь и растекаясь от одного момента к другому, от вечера до утра, а потом и до дня. Она, по сути, никогда не была одна. Медсестры, чей разговор она тогда подслушала, Энни (по-матерински добрая, с солнечными светлыми кудряшками, прыгающими вокруг ее удивительно молодого лица) и Памела (гораздо менее добрая, более угловатая, с короткими волосами с проседью), теперь залетали и вылетали из ее палаты, как жужжащие пчелки, проверяя ее показатели, давая ей маленькие бумажные колпачки с таблетками и сопровождая ее во время ее передвижения на два этажа выше для тестов или во время спуска в кабинет физической терапии этажом ниже.

– Для человека, который был в коме пару недель назад, у вас все прямо отлично, – заметил доктор Кэмпбелл, когда зашел в ее комнату однажды утром. Он взял ее карту у подножия кровати и быстро оценивающе ее просмотрел, прежде чем улыбнуться ей. – У вас тут посетитель.

– Да?

– Кендра.

Ее сердце внезапно заколотилось, когда ее глаза посмотрели на дверь.

Мужчина, стоявший на пороге, был высокий, худой и намного старше, чем она его помнила. Его некогда черные волосы были сейчас испещрены серебряными полосами у висков, а на его привлекательном лице появились морщины, которых она не помнила. Прошло больше десяти лет.

Однако, когда он зашел в комнату, выражение в его темно-карих глазах, обрамленных рядом густых ресниц – ее глазах, как она вдруг осознала со странным душераздирающим чувством, – оказалось ей отчетливо знакомо. Это была холодная беспристрастность, смешанная с неудовольствием.

Есть вещи, которые никогда не меняются.

По всей видимости, не понимая скрытого значения этого визита, доктор Кэмпбелл продолжал улыбаться:

– Очень хорошо, что вы решили навестить Кендру, – сказал он. Если он и считал странным, что этот человек не навестил свою дочь или не позвонил, когда она была на волоске от смерти, он не подал вида. – Я, пожалуй, оставлю вас наедине, – он отошел к двери, затем остановился: – Кендре уже намного лучше, но, пожалуйста, не утомляйте ее.

– Понимаю. Спасибо, доктор Кэмпбелл. – Доктор Карл Донован дождался, пока мужчина покинет комнату, затем холодно произнес: – Итак… это ради этого ты бросила то, что могло стать твоим блестящим будущим?

Кендра не знала, смеяться ей или плакать. Двенадцать лет прошло, и его первые слова в ее адрес были критикой. Знакомо.

– Что ты здесь делаешь? – ее голос звучал немного напряженно, но по крайней мере ровно. – У меня огнестрельное ранение в голову, но, похоже, это ты забыл, что отказался от меня.

– Не дерзи, Кендра. – Рот ее отца сжался в узкую полоску. – Я получил звонок от заместителя директора Лидза, он предположил, что для продолжения моего исследования мне нужно навестить тебя.

Кендра нахмурила брови:

– Я не понимаю. Как твое исследование связано со мной?

– Я работаю в Товарищеском институте в Аризоне…

– Над исследованием человеческого генома. Я знаю.

– Тогда ты должна знать, что государство – наш важнейший донор.

Кендра вспомнила то выражение сожаления в глазах заместителя директора:

– А. Понимаю. Лидз тебя заставил приехать. Вот почему ты здесь.

Не потому что ее отец хотел увидеть ее. Боже упаси, чтобы ему на самом деле было не все равно. И странное дело, от этого было больно. Она не видела своего отца двенадцать лет, но он до сих пор обладал этой властью над ней.

Брезгливым движением Карл приподнял штанину брюк перед тем, как сесть в кресло у кровати. Он поднял бровь: