Только когда они миновали Модлин-бридж, он сел и спросил с горечью:

– Ну?

– Sauve qui peut[28], – сказал Фен беспечно, настолько беспечно, насколько ему позволял ужасный гул мотора. – И запомни, я должен беречь свою репутацию. Это был продавец?

– Да.

– Ты сильно его огрел?

– Да нет, он убежал в ужасе… Черт подери! Вот глупо, – воскликнул Кадоган, – оказывается, я прихватил с собой пару консервных банок!

– Ну и прекрасно. Мы съедим их за ланчем. Если до этого тебя не посадят за мелкое воровство. Он тебя разглядел?

– Мне кажется, да, Джервейс.

– Ну и что дальше?

– Я хочу докопаться до сути этой истории. Меня это выводит из себя. Давай пойдем и посмотрим, что это за Уитли такая.

И они поехали на Нью-Инн-Холл-стрит.

Дом двести двадцать девять по Нью-Инн-Холл-стрит оказался скромным приятным домиком с меблированными комнатами, расположенным в двух шагах от школы для девочек, а миссис Уитли, его владелица, – маленькой, робкой, суетливой пожилой женщиной, которая во время разговора нервно теребила свой передник.

– Это я беру на себя, – сказал Кадоган Фену, когда они прибыли на место, – у меня есть план.

По правде говоря, никакого плана у него не было. Фен согласился довольно неохотно и погрузился в разгадывание кроссворда в «Таймс», без труда подыскивая литературные ключи к вопросам. Но остальное ему никак не давалось, поэтому он бросил это занятие и с раздражением праздно глазел на прохожих.

Когда миссис Уитли открыла дверь, Кадоган все еще пытался придумать, что сказать.

– Надо думать, – взволнованно начала она, – вы тот самый джентльмен, который интересовался комнатами?

– Совершенно верно, – с большим облегчением ответил он, – я насчет комнат.

Она пригласила его войти.

– Прекрасная погода, – продолжала она, как будто чувствовала личную ответственность за это явление природы. – Итак, вот гостиная…

– Миссис Уитли, боюсь, я обманул вас, – теперь, оказавшись в доме, Кадоган решил отказаться от своей уловки. – Я совсем не насчет комнат. Дело в том, что… – он откашлялся. – Есть ли у вас подруга или родственница, пожилая леди, незамужняя, седая и… ммм… Имеющая обыкновение носить костюмы из твида и кофточки?

Миссис Уитли запнулась, лицо ее вспыхнуло.

– Уж не имеете ли вы в виду мисс Тарди, сэр?

– Ммм… Повторите, пожалуйста, фамилию.

– Мисс Тарди, сэр, Эмилия Тарди. Мы обычно называли ее «Лучше поздно, чем никогда». Из-за ее имени[29], понимаете? Ну, конечно, Эмилия моя самая давняя подруга. – Выражение ее лица внезапно омрачилось. – С ней все в порядке, не так ли, сэр? Ничего плохого не случилось?

– Нет, нет, – поспешно ответил Кадоган. – Мне только недавно довелось познакомиться с вашей э-э-э подругой, и она сказала, что если я когда-нибудь окажусь в Оксфорде, то, конечно, найду вас в справочнике. К сожалению, мне никак не удавалось точно запомнить ее имя, но я помнил ваше.

– Ну что вы, это очень хорошо, сэр, – просияла миссис Уитли. – И я очень рада вашему приходу, очень рада на самом деле. Здесь рады всем друзьям Эмилии. Если вы не против, мы спустимся в гостиную на чашечку чая, и я покажу вам ее фотографию, чтобы освежить вашу память.

«Вот повезло», – думал Кадоган, следуя за миссис Уитли на полуподвальный этаж, так как у него не было сомнений, что Эмилия Тарди и женщина, которую он видел в магазине, – одно и то же лицо.

Гостиная оказалась комнатой, набитой плетеными стульями, клетками с волнистыми попугайчиками, множеством откидных календарей, репродукциями Лэндсира[30] и безобразными декоративными тарелками с изображениями шатких китайских мостиков. Вдоль стены стояла плита огромных размеров, на которой закипал чайник. Закончив хлопоты по заварке чая, миссис Уитли поспешила к ящику комода и благоговейно протянула Кадогану довольно выцветшую коричневую фотографию.