– Ты о лачуге на Итон-плейс? – спросил он. – Неужели ты думаешь, я стану жить в таком сарае?

– Почему бы нет? – Виолетта подалась вперед, пристально глядя на Кеннета. – Это очень хороший адрес.

– Кому нужен очень хороший адрес? Если бы ты хоть раз побывала внутри, то поняла бы, что я не стану там жить. В доме турецкие ковры, много ампирной мебели, обтянутые розовым шелком панели в гостиной, хрустальная люстра и мраморные столы с позолоченными ножками.

– Мы всегда можем избавиться от того, что нам не по вкусу, но, должна сказать, я люблю хорошие вещи.

– Ковровые дорожки на лестнице и позолоченные зеркала? – удивленно спросил Кеннет.

– Почему бы нет?

– Дорогая, у тебя просто ужасный вкус.

– Не понимаю, зачем грубить, если мне нравится то, что не нравится тебе. На мой взгляд, турецкие ковры теплые – и говорят о богатстве.

Антония, отмерявшая ингредиенты для коктейлей, поставила бутылку с джином и обратила на Виолетту ясный взгляд.

– Тебе безразлично, красива вещь или нет, лишь бы от нее несло деньгами.

Виолетта поднялась, быстро, но грациозно.

– Ну и что, если я люблю роскошь? – В ее негромком голосе зазвучали резкие нотки. – Если бы ты родилась со вкусом к хорошим вещам и имела бы лишь те деньги, что зарабатываешь тяжким трудом, то испытывала бы те же чувства! – Длинной, умелой рукой она с презрением провела по своему платью. – Я даже одежду себе шью сама! А хочу… хочу носить парижские модели, хорошие меха, хочу каждую неделю делать прическу у Юджина и… да, хочу иметь все те замечательные вещи, ради которых стоит жить!

– Не надо из-за этого так шуметь, – посоветовала совершенно нерастроганная Антония. – У тебя все это будет, если Кеннет получит наследство.

– Конечно, получу, – раздраженно сказал Кеннет. – Тони, готовь побыстрее выпивку!

Она внезапно снова отставила бутылку джина в сторону.

– Не могу. Давай сам. Я вдруг вспомнила, что должна была встретиться с Рудольфом за ленчем. Надо позвонить ему.

Она сняла телефонную трубку и стала набирать номер.

– Не знаешь, он мне звонил?

– Не знаю. Вряд ли. Сколько джина ты наливаешь?

– Много… Алло, это квартира мистера Мезурье? Рудольф, это ты? Послушай, я очень сожалею по поводу ленча. Ты долго ждал? Но тут не моя вина. Право, не моя.

На другом конце провода возникла пауза. Потом мужской голос, тонкий, слегка гнусавый, неуверенно ответил:

– Тони, это ты? Я не все разобрал – было плохо слышно. Что ты сказала?

– Ленч! – четко произнесла Антония.

– Ленч? О господи! Совсем забыл! Извини! Как же я мог… Ума не приложу…

– Ты там не был? – спросила Антония.

Снова пауза.

– Тони, дорогая, очень плохо слышно. Не могу разобрать ни слова.

– Стукни по трубке. Ты забыл о ленче?

– Дорогая, простишь ли ты меня? – послышался умоляющий голос.

– Да, – ответила Антония. – Я тоже забыла. Поэтому и звоню. Я была у Арнольда в Эшли-Грин и…

– В Эшли-Грин?

– Да, почему это тебя так пугает?

– Не пугает, но что заставило тебя туда ехать?

– Не могу сказать по телефону. Приезжай сюда. И привези какой-нибудь еды; здесь почти ничего нет.

– Тони, я не могу понять, зачем ты поехала в Эшли-Грин. Что-нибудь стряслось? То есть…

– Да. Арнольд убит.

Опять пауза.

– Убит? – повторил Рудольф. – Господи! Ты имеешь в виду – умышленно?

– Конечно. Захвати холодного мяса или чего-нибудь еще и приезжай ужинать. Будет шампанское.

– Шам… О, прекрасно. Я хочу сказать – большое спасибо. Сейчас приеду, – сказал Рудольф Мезурье.

– Насколько я понял, – заметил Кеннет, профессионально сбивая коктейли, – твой жених едет сюда. Он будет дружелюбным?