– Откуда ты знаешь, что мне нечего скрывать? – спросила Антония, насмешливо глядя на него. – Вчера вечером я была готова убить Арнольда.

– Я исхожу из того, что тебе нечего скрывать, – с легким раздражением произнес ее кузен.

Она улыбнулась.

– Благовоспитанный Джайлс. Противно тебе влезать в наши темные делишки?

– Да, приятного мало. Тебе следует пойти к начальнику участка и извиниться за свое поведение.

– И отвечать на вопросы? – недоверчиво спросила она.

– Да, отвечать на все, что сможешь, только постарайся не добавлять от себя ничего лишнего.

На ее лице отразилось легкое беспокойство.

– Ну, тогда хмурься, если буду говорить что-то не то. Жаль, что ты не можешь дать за меня показания.

– Мне тоже жаль, – сказал Джайлс, поднялся и открыл дверь. – Пойду узнаю, занят ли начальник. Ты оставайся здесь.

Его не было несколько минут, вернулся он с суперинтендантом и констеблем. Антония взглянула на констебля с тревогой. Ее кузен ободряюще улыбнулся и произнес:

– Тони, это суперинтендант Ханнасайд из Скотленд-Ярда.

– До чего же… до чего отвратительно! – вполголоса заговорила Антония. – Это особенно мерзко, потому что я всегда боялась оказаться замешанной в деле об убийстве из-за того, что все твои слова извращаются, пока не станет ясно, что ты имела в виду совсем другое.

Суперинтендант наклонился и погладил Билли.

– Извращать ваших слов не буду, – пообещал он. – Я хочу только, чтобы вы рассказали мне, почему поехали вчера вечером к своему брату и что там делали.

Антония шумно втянула воздух.

– Он мне не брат, – сказала она. – Мне до смерти надоело исправлять эту ошибку. Он всего лишь единокровный!

– Прошу прощения. Видите ли, я только что приступил к этому делу, и вы должны извинить меня за то, что не знаю всех подробностей. Будьте добры, присядьте. Я узнал от инспектора Джерролда, что вчера вы приехали в Эшли-Грин поговорить с единокровным братом по личному вопросу. Это так?

– Да, – ответила Антония.

– И что сделали, когда подъехали к коттеджу?

Антония дала ему краткий отчет о своих действиях. Раза два он побуждал ее вопросами, а сидевший у двери констебль деловито стенографировал. Суперинтендант, в отличие от инспектора, совершенно не выказывал подозрительности, вопросы задавал так спокойно, понимающе, что настороженная скрытность Антонии вскоре исчезла. Когда он спросил, в хороших ли отношениях была она с Арнольдом Верекером, девушка с готовностью ответила:

– Нет, в очень скверных. Скрывать нет смысла, потому что все это знают. Мы оба были с ним в натянутых отношениях.

– Оба?

– Мой брат Кеннет и я. Мы живем вместе. Он художник.

– Понятно. Вы были не в ладах с единокровным братом по какой-то конкретной причине или вообще?

Девушка сморщила нос.

– Не по одной, по нескольким. Он был нашим опекуном – во всяком случае, перестал быть опекуном Кеннета, потому что ему перевалило за двадцать пять. Я жила вместе с Арнольдом до прошлого года, потом решила, что не могу больше этого выносить, и перебралась к Кеннету.

– Ваш бр… единокровный возражал против этого?

– Нет, ничуть, мы тогда ожесточенно поцапались из-за одного противного торговца, за которого он пытался выдать меня замуж, и он был очень рад от меня избавиться.

– И эта ссора продолжала длиться?

– Более или менее. Да, собственно, продолжала. Мы старались по возможности не видеться. Не скажу, что при случайных встречах мы не ссорились, только не из-за торговца, не из-за того, что я ушла с Итон-плейс, а по всяким случайным поводам.

Огоньки в глазах суперинтенданта стали ярче.

– Скажите, мисс Верекер, вы приехали в Эшли-Грин с намерением продолжить старую ссору или начать новую?