Старшая сестра напустила на себя чопорный вид.

– Медсестра Харден происходит из очень хорошей семьи, – наставительно объяснила она посланной на помощь.

– Прямо жуть берет, какой хорошей, – зло рассмеялась Бэнкс. – Так вот, наша Джейн знала этого О’Каллагана. Месяц назад я сказала, что он самый беспринципный из всех тори, а она и не подумала поддержать меня. А потом рассказала…

– Спасибо, сестра Бэнкс! – оборвала ее Мэриголд. – Довольно. Операционная не место для политических дискуссий. У нас, кажется, все готово, и мне необходимо перемолвиться словом с врачом. – И она энергичным шагом удалилась.

– Ты смелая, Бэнкс, – заметила «подмена». – Так отзываться о сэре Дереке! На фотографиях он очень даже ничего.

– Полагаешь, если у него физиономия, как у Конрада Фейдта, то он подходит на роль народного лидера и может заниматься законотворчеством? Типичная буржуазная невежественность и глупость. Ну ничего: судя по всему, он последний из подобных особей и уйдет первым, когда наступит рассвет.

– Ты о чем?

– Знаю, о чем говорю.

– А я ничего не поняла. Какой рассвет?

– Рассвет дня пролетариата.

– Что за штука? Ты только не злись, Бэнкс. Я правда хочу знать.

– Скоро узнаешь, – отрезала сестра.

Появился специалист по заболеваниям гортани и спросил, все ли готово для его операции. Через десять минут в палату привезли ребенка, и над столом снова, словно фимиам, поднялись пары хлороформа. Операция продлилась десять минут, и вскоре Бэнкс и «подмена» опять принялись отмывать помещение. Специалист по гортани мылся в приемной перед операционной и насвистывал. А когда закончил, просунул голову в дверь и, заметив: «Нет покоя грешникам, сестра», – удалился.

Некоторое время женщины трудились молча. Бэнкс казалась сосредоточенной и даже мрачной.

– Слушай, – наконец не выдержала новенькая. – Наш Пипс бушует на лестнице (Пипсом в больнице звали сэра Джона Филиппса). И Томс с ним. Интересно, как он там? Я имею в виду сэра Дерека.

– Не поверю, что тебе есть до него хоть какое-нибудь дело.

– Правда, очень интересно.

Голоса стали громче, но женщины не могли разобрать слов. Они замерли и прислушивались. На лестнице происходило какое-то движение. К мужским голосам присоединился женский.

– Кто это? – заинтересовалась «подмена».

– Похоже на Мэриголд, – ответила Бэнкс. – Боже, как она меня бесит!

– Тс-с-с… О чем это они?

Теперь голос сэра Джона перекрывал все остальные:

– Я сам займусь этим!

– Пипс совершенно взбесился, – прошептала медсестра.

– Да, – послышался ясный ответ Томса. – Да.

Раздался звук шагов. Дверь внезапно открылась, и на пороге появилась сиделка О’Каллагана.

– Это ужасно! – воскликнула она. – Просто ужасно!

– В чем дело? Что случилось?

– Он умер. Сэр Дерек О’Каллаган умер!

– Да что ты!

– Жуть, что творится, – волновалась сестра Грэм. – С ним сейчас леди О’Каллаган. Она пожелала, чтобы ее оставили одну. Я почувствовала, что мне необходимо кому-нибудь рассказать.

Наступила мертвая тишина, затем женщины, словно побуждаемые некоей мысленной телепатией, не сговариваясь, повернулись и посмотрели на Бэнкс. Та откинула голову назад, непреклонно уперев руки в бока. Ее глаза метали искры, губы судорожно шевелились.

– Бэнкс! – возмутилась работавшая с ней медсестра. – Как ты можешь так себя вести? Я вижу, ты рада, что он умер!

– Если бы я не сбросила оковы религии, – ответила старшая коллега, – я бы сказала: «Возблагодарим Господа за то, что он поверг нашего врага!»

– Да ты просто отвратительная старая злюка! – бросила сестра-сиделка министра и вышла из операционной.