– Эти ребята уложат его в постель, – сказал он. – Я поехал, если больше вам не нужен, Рори.

– Конечно, поезжайте.

Шаркающая процессия скрылась в фойе. Фокс вернулся в офис и прикрыл за собой дверь.

– Хорошо же отправляется домой дирижер первоклассного оркестра, – сердито сказал Скелтон. – В компании двух шпиков.

– Они будут крайне тактичны, – откликнулся Аллейн. – Присядем.

Скелтон ответил, что так насиделся, что у него заднее место онемело.

– Давайте уже к делу, бога ради. С меня хватит. Что у вас?

Аллейн достал блокнот.

– Мне нужна дополнительная информация. И думаю, вы можете ее предоставить. Но конечно, давайте сразу к делу.

– Почему я? Я знаю не больше других.

– Вот как? – неопределенно переспросил Аллейн. Он поднял глаза. – Как по-вашему, каков из лорда Пастерна барабанщик?

– Отвратительный. Ну и что?

– Остальные были того же мнения?

– Они знали. Разумеется. Это дешевая шумиха. Потрафить снобам. – Сунув руки в карманы, он начал расхаживать взад-вперед, погоняемый, по всей видимости, обидой. Аллейн ждал.

– Когда случается нечто, – громко объявил Скелтон, – вот тогда видно, насколько прогнило все общество. Я не стыжусь моей работы. И с чего мне, черт побери, стыдиться? Она мне интересна. Она не проста. Она требует труда, усердия, и если кто-то вам скажет, что шедевры в нашем жанре пустяк, несет околесицу. В нем что-то есть. Он лихой и умный, и надо крепко мозгами раскинуть прежде, чем хорошо сыграешь.

– В музыке я не разбираюсь, – дружелюбно признался Аллейн, – но могу себе представить, что с технической точки зрения ваша бывает почти чисто интеллектуальной. Или я глупости говорю?

Скелтон уставился на него свирепо.

– Вы недалеки от истины. Многое из того, что мы играем, конечно, пошлятина. Им, – он дернул головой в сторону пустого ресторана, – такое нравится. Но есть и другое, вот-вот, совсем другое. Будь у меня возможность выбирать, я играл бы в группе, которая делает что-то действительно стоящее. В стране, которой управляли бы почестному, я мог бы выбирать. Я мог бы сказать: «Вот на что я способен, и это лучшее, на что я способен», – и меня направили бы по нужным каналам. Я коммунист, – объявил он громко.

Аллейну внезапно и живо вспомнился лорд Пастерн, но он промолчал, и после паузы Скелтон продолжил: