Обстановка комнаты тонула во мраке, но можно было с уверенностью сказать, что это – спальня.

Основное пространство занимала огромная кровать. Резные деревянные столбики поддерживали тяжелые складки бархатного балдахина. Сверху навалены пухлые белые подушки с кружевными оборками. Край толстенной перины свесился на пол. Справа окно, занавешенное такими же тяжелыми, как балдахин, шторами. Под окном атаманка с круглыми, вывернутыми подлокотниками. Перед ней низкий пуфик для ног на изогнутых ножках. Слева зеркало в багетной раме, а под ним туалетный столик, заставленный немыслимым количеством баночек и шкатулок.

Нина переводила взгляд с предмета на предмет, запоминая детали обстановки. Стены обиты тканью с мелким узором: переплетенные веточки, цветочки, райские птички. Под ногами добротный, но пыльный дубовый паркет.

Обстановка богатая, спальня, похоже, женская. Вот только никакого мертвого некроманта в поле зрения не наблюдается. Вообще никого нет. И эта ужасная давящая тишина, которая всегда сопровождает Навь. Как будто через уши в голову натолкали вату.

Нина сосредотачивает все свое внимание на полу, на том месте, где как ей кажется, должны были найти мертвого некроманта, открывает рот и зовет:

– Владимир Федоров...

Тишина. Нина не слышит своего голоса. Не пугается, знает, что здесь так всегда. Но также знает, что если сосредоточится и изо всех сил напрячься, то ее беззвучный зов услышат в Нави. Поэтому она, набрав в грудь побольше воздуха, повторила:

– Владимир Федоров!

Невидимая вата была уже не только в ушах, но и во рту. Эта вата гасила все звуки, поглощала их, как песок поглощает воду. Быстро без остатка.

В комнате ничего не происходило. Ветер из открытого окна беззвучно колыхал тяжелую занавеску. Нина собрала все свои силы и крикнула безмолвно, как в кошмаре:

– Федоров!

Внезапно прямо перед лицом возникла женщина в длинном домашнем платье с белым кружевным воротничком. Темные волосы прикрывают плечи. Лицо бледное, ни кровиночки. Фигура стройная, можно сказать молодая, а лицо все в глубоких морщинах, как у старухи. Глаза блестят сумасшедшим огнем. Под ними огромные почти черные круги. Нижняя губа и подбородок дрожит.

Женщина смотрит прямо на Нину. Во взгляде ее отчетливо пылает ненависть. Она открывает рот, что-то яростно говорит, но Нина ничего не слышит. В голове по-прежнему вата. Закончив гневную тираду, женщина внезапно протягивает вперед руки и со всей силы толкает Нину в грудь.

Та, чтобы не потерять равновесие, делает несколько шагов назад, неловко размахивает руками, цепляется каблуком за складку ковра и падает на спину…

***

Издалека в ее сознание врывается голос Анчута.

– Нина, Нина! Да что вы стоите? Александр, некромант ты недоделанный, положи ее на кровать.

Нина открыла глаза и поморщилась. Малейшее движение отдавалась головной болью в затылке.

– Подождите, – слабым голосом сказала она, – не трогайте.

Закрыла глаза, пытаясь остановить кружащуюся каруселью комнату. Нина почувствовала, как чьи-то руки подхватили ее и положили на кровать. Она приоткрыла глаза убедиться, что эта не та кровать с балдахином, которую видела в Нави. Не та. Обычная кровать в номере у Александра. Зебры на стенах плясать перестали, но голова продолжала болеть.

Молодой человек налил ей в стакан воды из бутылки, стоящей на тумбочке. Нина сделала несколько глотков, вытерла капли с подбородка.

– Ну что там? Что там? – рядом подпрыгивал от нетерпения Анчут. – Видела его?

– Не видела, – выдохнула она. – Там что-то странное. Спальня и женщина, а Владимира Федорова нет.