– Я знаю, что Болтон в невыгодном положении и проиграет, только если его юристы не придумают какую-нибудь хитрость. Не думала, что ты готов идти на махинации и обман, чтобы только выиграть дело и выслужиться перед начальством.

– Это не так, Мишель, я…

– Ты разочаровал меня, Дэн. Не хочу даже говорить об этом. Я так понимаю, на встречу ты не придёшь, потому что будешь искать больные места у несчастных женщин, которых домогался Гаррет Болтон. А зная мистера Хёрли, уверена, вы вскоре что-нибудь придумаете.

– Мишель.

– Пока, Дэн.

И она сбросила звонок. Залпом допила остатки «Шато Марго» – или что там принёс этот выскочка в переднике? – и начала думать, как бы ей так ускользнуть, чтобы не выглядеть брошенной дурёхой в глазах официанта, который и так был о ней невысокого мнения.

Злость растекалась по телу вместе с вином, но кипятила кровь куда похлеще. Дэн Барбера, её добрый друг Дэн, продался корпоративным ублюдкам, лишь бы заработать побольше, да взлететь повыше. Её Дэн так бы не поступил. Вот что делает с людьми работа в таком месте, как «Хёрли, Блейк и Браун». Надо скорее бежать, пока клоака не поглотила её с головой.

Хорошо хоть Мишель не успела ничего заказать, иначе пришлось бы оставить половину кошелька. За бокал «Шато Марго» она ещё сумеет расплатиться, но за желанный кок-о-ван или клафути с вишней было бы жалко отдавать зарплату за несколько дней. Лучше уж она вернётся домой и приготовит что-то на скорую руку и в три раза дешевле, а потом забудет обо всяких Дэвидах Блейках и Дэнах Барбера и просто проведёт одинокий вечер в компании хорошей книги.

Мишель достала деньги и вложила в кармашек принесённого счёта, взяла сумочку и встала из-за стола.

– Уже уходите?

Французская речь серенадой прозвучала за спиной. Мишель не сразу поняла, что обращаются к ней.

– Вы ведь даже ничего не попробовали.

Мужчина старше её лет на десять. Высокий, смуглый, с мелкими курчавыми завитками, живописно уложенными на бок. Стройный и подтянутый, насколько позволял судить стильный костюм, но не той широкоплечей, мужественной стройностью, что присуща Дэвиду, а более тонкой и аристократичной. Слепленной из другого теста. Тонкие черты лица, такие же тонкие руки. Если бы Мишель умела читать людей по первому впечатлению, то поставила бы на то, что перед ней пианист.

– Извините, что потревожил вас. Я не хотел пугать.

Мужчина приложил ладонь к груди и не сводил тёплого взгляда с Мишель. Он говорил на чистом французском, без американского акцента, что обычно слышался повсюду. Каждый звук мелодией вылетал из его тонко-очерченных губ и растворялся в лирике звучащего где-то на заднем плане саксофона.

– Вы говорите по-французски? – Спросил он, видя смятение собеседницы.

Мишель наконец обрела голос и почти на совершенном французском, который всё же не дотягивал до совершенства этого незнакомца, ответила:

– Да. Я знаю французский.

Мужчина тут же расплылся в улыбке, словно растаявший крем на торте.

– Как замечательно! Я заметил вас, как только вы вошли сюда. Я понял, что вы кого-то ждали и не стал вмешиваться. Но судя по всему, ваш спутник уже не придёт.

Мишель бросила взгляд на пустой стол с одиноким бокалом и даже нетронутыми столовыми приборами.

– У него появились срочные… дела. Поэтому я собиралась домой.

– О, не стоит нарушать планы только потому, что вам не с кем разделить обед.

Мужчина был так приветлив и обходителен, что Мишель почувствовала себя героиней романа. Не часто с ней ни с того ни с сего заговаривали красивые мужчины, поэтому она слегка заволновалась и покрылась предательским румянцем.