– Вы имеете в виду убийство в квартире Севастьяна Павловича?

– Увы. А вы хорошо знаете Игнатьева?

– Наверное, да, – ответила она.

– Не понял.

– Да что тут понимать, знаю я и Игнатьева, и его покойную жену, Марину Геннадьевну. Мы с его дочкой Глашей в один детский садик ходили.

– Вы не знаете, почему он сдавал квартиру? Денег на жизнь не хватало?

– Деньги лишними никогда не бывают, – ответила она поучительно. – Но Севастьян Павлович сдавал квартиру не из-за денег, просто не мог жить в ней один без Марины Геннадьевны.

– Понятно.

– Если вы думаете, что Игнатьев как-то причастен к убийству, то зря.

– Пока мы так не думаем.

– Это хорошо. Я только не пойму, чего вы от меня хотите.

– Что же тут непонятного, Зоя Константиновна! – снова улыбнулся он. – Помощи мы от вас хотим.

– Представления не имею, чем бы я могла вам помочь. – Но на самом деле она оказалась более чем пристрастной свидетельницей. Во-первых, она сообщила, что квартирантка Игнатьева никакая не блондинка.

– А кто же?

– Кто её знает! – возмущённо вырвалось у Семилуковой. – Ведь она носит парик! Не спорю, очень дорогой и качественный, но парик.

– Почему вы так уверены, что это парик?

– Потому, что я в салоне красоты работаю!

– О! Снимаю шляпу! – Усольцев картинно поклонился.

– Так что, какие там у неё волосы на голове, неизвестно, – завершила свою мысль Зоя Константиновна, не обратив внимания на расшаркивания лейтенанта.

– Может, вы её глаза разглядели? – спросил он, не скрывая надежды.

– Разглядела. Синие! Только это вовсе не её глаза!

– А чьи? – ошалел оперативник.

– Линзы у неё цветные!

– Опять невезуха! – вырвалось у него. – Но хоть фигура-то у неё настоящая?

– Настоящая, – кивнула женщина.

– И фигуру вы её запомнили?

– Фигуру запомнила. Фигура у неё рюмочкой!

– Как это?

– Идеальная фигура.

– Если увидите, узнаете? – спросил он с надеждой.

– Запросто!

– Может, вы и возраст её назовёте.

– За пятьдесят! – отрезала пристрастная свидетельница.

Оперативник точно так же, как недавно его товарищ по службе, разговаривая с Кузьминичной, присвистнул.

– Не верите? – спросила она.

– Почему же, верю, – широко улыбнулся он, – успел уже заметить, что у вас глаз-алмаз.

Дама растаяла и пригласила оперативника попить чаю.

Он не отказался, надеясь за чаем узнать ещё что-нибудь полезное для следствия. И узнал-таки! Женщина подробно описала сразу нескольких приходивших к квартирантке Игнатьева мужчин.

– Непорядок это, – покачал он головой.

– И я про то же, – подхватила Семилукова, – устроили здесь притон!

– Они шумели?

– Нет, – нехотя признала соседка, – хотя музыка играла, конечно, но негромко.

– Хозяин часто проверял, кто и когда бывает в его квартире?

– Что вы, – отмахнулась женщина, – Севастьян Павлович и глаз сюда не казал.

– За недвижимостью, тем более в наше время, глаз да глаз нужен, – сокрушённо заметил старший лейтенант.

Она кивнула и пригорюнилась.

– Зоя Константиновна, я что-то не так сказал? – осторожно спросил он.

– Нет, что вы!

– Но вы вздохнули.

– Это я о своём, девичьем, – грустно усмехнулась она.

– О личных делах не смею вас спрашивать.

– Тут и секрета нет никакого, – ответила она, – просто я тоже живу одна.

– Давно? – как бы ненароком спросил он.

– Полгода скоро будет, как развелась я со своим обалдуем.

– Это вы мужа так ласково величаете? – улыбнулся он.

– Бывшего мужа, – отрезала женщина, – говорю же, развелись мы с ним.

– В жизни всякое бывает, – философски заметил Усольцев.

– Это верно. Только женщине в моём возрасте ох как несладко жить одной.

Усольцев хотел пошутить, мол, какие ваши годы, но воздержался. Видно, и впрямь гражданка сильно переживает свой развод или сам факт женского одиночества. Он прикинул, сколько ей может быть лет, и решил, что не больше тридцати, а скорее всего, меньше. Пригляделся к ней повнимательнее и отметил про себя, что когда Зоя Константиновна не хмурится, то выглядит совсем неплохо.