Вскоре после нашего с Дафни возвращения из Манор-Хауса к викарию явился уставший и запыхавшийся констебль Браун и рассказал о случившемся. Куттсу пришлось в свою очередь поведать о ночном приключении; утаить его он не мог, поскольку ему сильно досталось.
Старина Браун горестно вздохнул.
– Попомните мои слова, сэр, – значительно произнес он. – Это все одна банда. Чего они, интересно, хотят?
– А как ее убили? – спросила миссис Куттс.
– Задушили вязаным шелковым галстуком. Он был у нее на шее, и завязан спереди, ну, словно кто-то вроде бы в шутку обмотал ей шею, а потом сделал турникет из деревянных плечиков для одежды. Да, мэм, зрелище не из приятных. Вот уж бедняжка так бедняжка. Еще ее стукнули по голове, но доктор говорит, умерла она от удушения.
Вот так мы узнали новость.
Брауна вызвал на место преступления Лори после того, как миссис Лори, принеся девушке завтрак – та еще почти не вставала, – увидела ужасную картину. Браун вызвал доктора Фосса, потом позвонил в полицейский участок в Уаймут-Харборе, и ему сказали, что пришлют инспектора.
В тот день Браун сделался важной персоной, да и супругам Лори досталось немало славы. У входа в таверну постоянно околачивалась небольшая толпа, а мальчишки неотступно сопровождали Брауна.
Как ни посмотри, дело это казалось необъяснимым. Понятно, если девушку убивают до рождения ребенка; тогда уж, что называется, концы в воду. Таких примеров полно – могут и тело изуродовать, и голову отрезать, чтобы никто жертву не опознал, – и все в таком духе. Однако в нашем случае удивляло больше всего то, что после рождения ребенка прошло уже одиннадцать дней. А ведь кроме как из-за ребенка убивать ее было незачем – ну кому бедная девочка могла встать поперек дороги? Если только соблазнитель не хотел признавать своего отцовства… ну и что? Неужели он так боялся, что Мэг его выдаст? В чем же дело?
Потрясенный неожиданной догадкой, я спросил у миссис Куттс:
– А Мэг и вправду родила?
– В каком смысле? Когда она от нас уходила, то была, вне всяких сомнений, беременна.
– А, ну ладно. Мне просто пришло в голову: если ребенка никто не видел, а после убийства он и вовсе исчез, то, может, его и не было?
А что, очень даже глубокая мысль.
– На этот счет не беспокойтесь, – злобно сказала миссис Куттс. – Ребенка пристроил куда-то его отец с помощью тех же Лори. А прятали его, дорогой мой Ноэль, по весьма простой и разумной причине. Точно вам говорю! Полагаю, слишком уж он похож на своего отца, и тот себе места не находил. Вот вам и весь секрет!
Все это она протараторила, как на пишущей машинке прострекотала.
– Значит, по-вашему, отец ребенка убил Мэг, чтобы она его не выдала? – Таким мне виделось логическое завершение событий. – Так, наверное, и полиция считает.
Впрочем, я ошибался.
Миссис Куттс вдруг пошатнулась и рухнула вперед. Никогда раньше не видел, как теряют сознание. Она упала словно подкошенная, и я страшно перепугался. То ли у меня сработал рефлекс, то ли чистое везение, но я успел ее подхватить, не дал удариться головой. Да, у нее слабое сердце. С той ночи, когда напали на Куттса, она стала сама не своя. На ногах едва держалась.
В течение дня в Солтмарш явились полицейские из Уаймут-Харбора, и инспектор, и начальник полиции графства; деревня буквально гудела. Кругом шатались толпы возбужденных репортеров и доморощенных детективов (в основном отдыхающие из Уаймут-Харбора) – искали улики, а точнее, сувенирчики на память. Да, люди, нечего и говорить, народец гадкий.
Уильям Куттс тоже ходил, поглядывал и забрел в осиное гнездо – Бунгало. Он перед этим провел два нелегких часа в бухте и у каменоломен и решил заглянуть к Берту, чтобы напасть на свежий след, сказал он, но, по-моему, мальчишка просто надеялся напроситься на угощение. Дверь, как обычно, была открыта, он и вошел, и уже хотел завалиться в гостиную, как вдруг услышал крики и сообразил, что у Берта и Коры жуткий скандал. Он, нечего и говорить, сразу убрался, но до него донеслись слова: