– Похоже, вы изучили темочку, сэр, – заметил сержант.

Инспектор кивнул.

– Я не всегда был полицейским, сержант, – печально произнес он. – Были времена, когда моим предназначением считались военная академия в Сандхерсте, карьера военного или достойная смерть. Но началась война, и из меня получился солдат иного рода. Фамильные ценности затем поменялись, так что я вышел из армейских рядов целым и невероятно усталым, без денег или образования, о каком можно говорить, и присоединился к силам, которые мы нынче так славно украшаем. А теперь, как ты думаешь, сумеешь ли ты защитить меня от удара зонтиком, если я допрошу старую миссис Паддикет?

– Мне кажется, сэр, – проговорил сержант, и они пошли по беговой дорожке навстречу креслу тетушки Паддикет, которое только что появилось из калитки и теперь двигалось с приличной скоростью, – что вы не так серьезны по поводу этого убийства, как было в Мерридэле пятнадцать месяцев назад.

– Сержант, ты хороший парень, – Блоксхэм взглянул на подчиненного, – и я скажу тебе то, что не буду повторять и не хочу, чтобы ты повторял это кому-либо другому. Я исполняю свой долг в определенной степени в этом расследовании, но сердце мое к нему не лежит. Я знаю, что полицейским не платят за то, чтобы они были сентиментальными, но меня ужасно расстраивает, что с моей помощью некая вполне достойная и гуманная персона будет осуждена за то, что бросила камнем в это грязное животное Хобсона. Имейся у меня достаточно отваги, я бы отказался от дела, по меньшей мере, если бы одолел свое неутолимое любопытство. Но я хочу знать, кто это совершил… и пока не знаю. Как только выясню, долг повелит мне передать информацию и арестовать преступника, так что, понимаешь…

Кресло покатилось быстрее, и сидевший в нем человек оказался достаточно близко, чтобы слышать их беседу. Инспектор замолчал на полуслове. Миссис Паддикет, наклонившая голову вперед так, что стала напоминать зловещую черепаху, приветствовала полицейских с мягкой насмешкой:

– Ну и ну! Вот и мы, с нашими блокнотами и карандашами! Что мы нашли сегодня?

Инспектор вежливо улыбнулся:

– Мы полагаемся на вас в нашем расследовании, миссис Паддикет. Начать с того…

– Начать с того, слуга! – вскричала старая леди, свирепо оглядываясь на Джо-кроликовода, который работал двигателем кресла. – Оставь экипаж и удались на дистанцию, не меньшую чем десять ярдов. Выполняй!

Проныра пожал плечами и направился к газонокосилке, сел на нее и закурил.

– Начать с того, – повторил инспектор, – что мне хотелось бы знать, пришли ли вы к некоему заключению по поводу использования кресла в ночь убийства?

– Я не понимаю вас, инспектор. Вы уверены, что имеете в виду ночь убийства?

– Ну, если быть точным…

Старая миссис Паддикет расхохоталась громко, резко и оскорбительно.

– Если быть точным, – инспектор заговорил громче, поскольку ощутил раздражение, – я имею в виду очень… экстремально ранние часы следующих суток… Примерно час ночи фактически или около того.

– И что с креслом? – осведомилась старая леди. – Переходите к сути!

– Находились вы в своем кресле в час ночи субботы, девятнадцатого апреля?

Миссис Паддикет извлекла из недр экипажа лорнет из черепашьего панциря. Вооружившись им, она сначала изучила инспектора, потом сержанта, а затем снова инспектора. Убедившись, что эти любопытные вариации живых существ хотя и выглядят странно, однако принадлежат к числу существующих млекопитающих, она опустила оптический прибор.

– Могу я спросить, имеет ли полиция некие возражения относительно поведения домохозяйки, обладающей гражданством и правом голоса, налогоплательщицы, решившей предаться физическим упражнениям на собственной земле в ночной час, используя для этого ее собственное кресло, ее собственную достойную одежду и ее собственное время? – с достоинством осведомилась она. – Если так, то скажите это, офицеры, и мы обсудим данную тему при участии адвокатов и в более удобное время.