– Семестр начинается через неделю, – сказал Фрэнсис Йеомонд, подпрыгивая на кончиках пальцев и затягивая ворот свитера потуже вокруг шеи, поскольку утренний воздух был не только кристально чистым, но и холодным.

– Лично я, – заметил Ричард Кауз, – обнаружил, что очень скучаю по нормальной кровати.

– И Гилари, знаю, сыт по горло тем, что тут творится, – Мальпас выжидающе посмотрел на Клайва Браун-Дженкинса. – Что же мы будем делать?

Клайв Браун-Дженкинс взглянул на него и произнес:

– Я понимаю, что ты имеешь в виду. Поскольку вы, парни, не сумели добыть место в национальной легкоатлетической команде, то вы хотите, чтобы я тоже отказался от попытки заполучить деньги старой леди, ну просто чтобы составить вам компанию. Однако я должен решительно заявить – у меня нет намерения уходить с ринга. Если вы собираетесь поднять белый флаг, то на здоровье. А я остаюсь. – И его крепкая челюсть выпятилась, как таран.

Фрэнсис заухмылялся:

– Старая леди должна быть дома. Все это огромная куча гнилья. Однако если Браун-Дженкинс собирается копаться в ней по-прежнему, то и я так поступлю. Но если этот тип Кост не изменит тон своих замечаний, то следующий прыжок, который я совершу, придется на его жирную морду. Этот тип просто свинья. Хочу сказать, что видел всякое и слышал в свой адрес много разных оскорбительных слов, но этот тип Кост – наглец. Хотя мы здесь не очень надолго, – он негодующе махнул рукой, – однако все же пока тут.

Ричард Кауз, который теперь жевал длинный стебель ревеня, помахал двенадцатью оставшимися дюймами растения.

– Я согласен с кузеном Брауном, – сказал он и повернулся к Фрэнсису Йеомонду. – Должен также признаться, что всякий раз, пытаясь справиться с ядром, которое должен метать под руководством персоны, именуемой Кост, я делаю это под неправильным углом, не той рукой или попадаю не в ту червячную нору. Однако, – Ричард откусил еще два дюйма ревеня и принялся сосредоточенно жевать, – отважных… чав-чав… мужчин не пугают… чав-чав… клевета и испытания, они достойно отвечают на них. Более того, сегодня приезжает сестра, так что я точно останусь, пока она тут не появится.

Мальпас Йеомонд задумчиво посмотрел на одного, затем на другого и спросил:

– Кто-нибудь из вас слышал о пьесе Милна «Свекольная кашица»?[3]

– Не будь таким грубым, Мальпас, мой дорогой друг, – примирительно сказал Ричард Кауз. – Как насчет небольшого завтрака? Законы спорта требуют, чтобы я был сыт.

– Говорю тебе в девятый раз, – воскликнула Присцилла, – что некий человек вошел в мою комнату около часа ночи и кашлянул вполне отчетливо!

Клайв махнул рукой.

– А я говорю тебе девятнадцатый раз, – произнес он, густо намазывая джем на тост, – что, когда я шагал по лестнице примерно в час тридцать ночи, какой-то нахал уперся обеими руками мне в спину и толкнул меня так, что я отскакивал от каждой ступеньки. – Клайв резко перешел к практическим вопросам. – Стань свидетелем моей истории, Присцилла, а я буду свидетелем твоей.

Лицо Присциллы помрачнело.

– Я верю тебе, Клайв, – проговорила она, разглядывая сидевших за столом кузенов. – Некие очень неприятные события произошли в доме прошлой ночью.

– Есть нечто жуткое в этом особняке, – торжественно провозгласил Мальпас и подмигнул Фрэнсису.

– Это не смешно, – заметила Присцилла, наливая себе вторую чашку кофе и добавляя туда сахар с таким видом, что стало ясно – тема закрыта, в обсуждении поставлена точка.

Однако Тимон Энтони легко поменял точку на запятую.