Ставки слишком высоки, и он не может предать Киру. Но он должен защитить свою дочь. Ради нее он готов пожертвовать целой Вселенной…
Впрочем, нужно ли это? Джейк блефует. Иначе и быть не может. Он сомневается, что Розенблатт говорит правду. Это просто проверка. Если Розенблатт будет упорно стоять на своем даже перед лицом невероятной угрозы, Джейку придется поверить. Ни один отец не солжет, когда опасность угрожает его ребенку.
– Доктор Розенблатт, я жду. У вас осталось десять секунд.
По лицу физика потекли слезы.
– Я действительно не знаю, – в страхе выкрикнул он. – Честное слово. Если бы знал, я уже сказал бы вам. Господи, я бы вам сказал… Я что угодно сделаю. Пожалуйста, не надо!
Розенблатт уже не балансировал на грани истерики, он перешел эту грань. Он поставил жизнь дочери на то, что сможет убедить Джейка, и сейчас ужасная перспектива потерять ребенка превратилась в худшую: если расчет неверен, именно на него ляжет ответственность за смерть дочери.
– Миллер и Дэш – безумные параноики, – лепетал физик. – Я расскажу вам все, что хотите. Но я не могу рассказать того, чего не знаю.
Слезы мешали видеть, но Розенблатт заметил обеспокоенное выражение лица Джейка. В чем дело? Он убедился, что физик не знает, как найти Киру? Разве он мог не поверить? Ни один отец не станет в таких обстоятельствах упираться и скрывать информацию. Вот что требовалось Джейку. Он угрожал самым страшным, чтобы получить гарантию, – Розенблатт расскажет ему все, что знает, во всех подробностях. И вот теперь он убедился.
Джейк шепнул в телефон. На экране планшета было хорошо видно, как мужчина, который целился в голову дочери физика, нажал на спуск. Маленькая головка Джессики разлетелась, как дыня, упавшая с небоскреба. Во все стороны брызнули кровь и мозг, оседая на телах семьи Розенблатта.
– Нееет! – закричал физик, почти теряя сознание, разум не мог справиться с таким ударом. – Нееет!
– Нам перейти к следующей дочери, или вы все-таки вспомните, где мне отыскать Дэвида Дэша и Киру Миллер?
Лицо физика – по его щекам по-прежнему текли слезы – исказилось в гримасе чистейшей, всеобъемлющей ненависти, но только на мгновение. Он был слишком потрясен, чтобы сосредоточиться на каком-то чувстве, кроме глубокой вины и бездонной скорби.
– Я скажу, что вы хотите, – пытался выговорить Розенблатт сквозь всхлипывания и дрожь.
Джейк кивнул.
– Хорошо, – сказал он, легко догадавшись, что бормочет физик. – Но сначала вам нужно прийти в себя. Я вернусь через пять минут.
Джейк, не оглядываясь, вышел из стального сарая. За его спиной остался сидеть сломленный человек, который рыдал и размазывал по лицу слезы свободной рукой.
Едва дверь сарая захлопнулась, Джейк прислонился к стволу ближайшего клена. Его трясло. Он изо всех сил старался сдержать подступающие слезы.
Спецагент прикрыл глаза и несколько раз глубоко вздохнул. Наконец, в какой-то степени овладев своими эмоциями, он оторвался от дерева и прошел двадцать ярдов до припаркованного белого микроавтобуса. Один из его людей наблюдал за окрестностями, но они выбрали едва ли не самое уединенное место во всем Принстоне, и никто не ждал появления случайных прохожих.
Джейк открыл дверцу микроавтобуса и скользнул внутрь. Его заместитель, майор Джон Колк, который следил в монитор за допросом, сидел внутри вместе с лейтенантом.
Джейк, со все еще влажными глазами, обернулся к лейтенанту.
– Пожалуйста, простите нас, – едва выговорил он. – Мне нужно остаться вдвоем с майором.
Едва лейтенант вылез, майор встретился взглядом со своим командиром.