Под ложечкой противно засосало, а на глаза навернулись слезы, Корчак вздрогнул, теряя видение, а затем медленно расслабился, понемногу изгоняя изнутри мертвенный холод. Благостное настроение пропало, он сел и осмотрелся вокруг.

На прибрежной поляне царила обычная жизнь походного лагеря. Акира медитировал, а Камеко точил свой клинок – теперь Андрей уже знал, что этот длинный меч называется «одати», более длинная версия «тати». Пока что все эти «цубы», «хамоны» и «цуруги» были для него филькиной грамотой, но постепенно новичок погружался в увлекательный мир кэндзюцу, с легкой примесью бусидо – пути воина. Эта философия в теперешнем состоянии стала для Корчака той основой, на которую он мог опереться. Особенно ему импонировали три обета уходящего на войну самурая: навеки забыть свой дом, забыть о жене и детях, ну и самое главное – забыть о собственной жизни. Конечно, славянский менталитет вносил свои поправки, но цель оставалась – «правильная» смерть. Лишь тогда уход из жизни будет не слабостью, а проявлением силы.

Философские мысли прервала набежавшая на Андрея тень. Он поднял глаза и увидел мокрого, но довольного Батю.

– Убивец, не хочешь искупаться? От тебя, конечно, еще не пахнет, но за всю дорогу ты ни разу не снимал разгрузки, – улыбаясь, сказал Санин, используя придуманное Вини прозвище: «Не хотите называть антимагом – пусть будет убийца магов, а для конспирации – Убивец».

Шутка была слабенькая, но новое прозвище чем-то польстило Андрею, задевая в душе какие-то темные струны.

– Это мой крест, Батя. Пока и влажными салфетками обхожусь. Если я сниму разгрузку, а где-то рядом окажется маг или тот странный камень-артефакт, мы останемся не только без боезапаса, но не исключено, что и без важных частей тела, – мрачно пошутил Андрей.

– Как говорил один смышленый барон: «Безвыходных ситуаций не бывает», – улыбнулся Батя. – Светик, подойди, пожалуйста, сюда.

Егерь уселся рядом с Андреем в ожидании прихода девочки. Света откликнулась быстро и уже бежала к мужчинам. Долгий привал все же позволил девушкам заняться ребенком вплотную, и сейчас Корчак видел перед собой умытую и причесанную девчушку, принаряженную по случаю весеннего тепла в шелковую рубашку. Было видно, что Света уже переступила рубеж детства, но голодный период в жизни и природная субтильность исказили видимый возраст, и она казалась сущим ребенком.

Света подбежала ближе и вопросительно посмотрела на Батю.

– Скажи, Светлячок, ты что-нибудь чувствуешь? – спросил Батя, посмотрев на девочку с отцовской нежностью.

Света отрицательно покачала головой.

– А если почувствуешь магов или что-то типа того, то предупредишь нас?

Ответом на такой «умный» вопрос стали обиженно сжатые губы и нахмуренный лоб.

– Ладно-ладно, я знаю, что ты всегда начеку, просто пошутил, – притворно раскаялся Батя. – Иди уж, сверчок, нам с дядей Андреем нужно поговорить.

Девушка убежала, а егерь проводил ее теплым взглядом. Отцовские чувства на лице не самого доброго воина смотрелись немного странно.

– Я ни разу не слышал ее голоса, – задумчиво проговорил Убивец.

– Как ни странно, я тоже, – вздохнул Батя, ненадолго задумался и все же решился продолжить: – Мы нашли ее в сгоревшей деревне. Всю перепачканную в саже и озлобленную, как хорек. Она даже укусила Сурка, несмотря на все его ласковые слова и добродушный вид. Зато потом не отходила от него ни на шаг. Я не знаю, что случилось с семьей этого несчастного ребенка, но для нашего отряда ее горе стало удачей. Благодаря Свете мы уже неделю легко водим магов за нос и смело бегаем по лесам, а с эльфами-одиночками справлялись и до этого.