Это не было свежей новостью и во всяком случае не объясняло причину Оленькиного волнения. Евгений Сапега едва ли не с восемнадцати лет вздыхал по юной соседке по двору. Увы, безответно! Предложения руки и сердца отвергались год за годом. После каждой неудачи незадачливый поклонник неделю восстанавливал уязвленную мужскую гордость в компании проституток.

– В какой по счету раз отказала?

– Я согласилась, – Оленька с сожалением заглянула на дно бокала. – В конце концов когда-то за кого-то идти придется. И Димке отец нужен. Пусть лучше этот, если уж не выходит по любви.

По любви у Оленьки и впрямь не выходило. Слишком нетерпелива была. Могла, например, во второй или третий вечер знакомства придумать себе именины и потребовать в подарок лисью шубу или ювелирный гарнитур. После чего оторопевший любовник обычно исчезал. От мужской скупости Оленька сильно страдала и выплакивала очередную обиду на груди подруги. Ксюша пыталась убедить ее, что нельзя требовать всего и сразу. Чрезмерная алчность отталкивает мужчин. Надо дать время, чтоб он ощутил себя любимым, и тогда «само покатит». В ответ Оленька оскорбленно фыркала. По ее мнению, дорогой подарок в начале знакомства – это тест, отделяющий истинного мужчину от никчемных безденежных прохвостов. Увы! Прохвостов в жизни Оленьки попадалось много больше. Тем не менее принципам своим она не изменяла и в двадцать три года продолжала менять любовников, подобно золотоискателю, промывающему лоток за лотком в поисках золотого песка.

– Стало быть, Женька наскворчал на лисью шубу? – не удержалась от поддевки Ксюша.

Уловившая насмешку Оленька раздраженно поджала губки.

– Наскворчал! Брёдаешь! Тудамо-сюдамо! – передразнила она. – Сколько тебя учу манерам, а всё без толку. Нахваталась словесного мусора от муженька малограмотного. А что касается Сапеги, – попытка не пытка. Не заладится, – возобновлю пасьянсы.

Пасьянсами изысканная Оленька отчего-то называла свои любовные романчики.

– Ничего, – свыкнется. Как в других семьях. Оленька намекающе наморщила носик. Раздосадованная тем, что Ксюша не отреагировала, зло ощерилась: – О тебе, между прочим, говорю. Муж во всю на сторону гуляет, а ты живешь зажмурившись! Вот и сейчас, где он? Именно Оленька на правах подруги первой намекнула Ксюше, что у Павла кто-то завёлся. После чего мир в Ксюшиной душе задрожал и начал рассыпаться.

В висках Ксюши заколотило. Сил сдерживаться более не было:

– Ты что, с этим пришла?! Чтоб куснуть? Не могла дотерпеть до утра?

Добившаяся своего Оленька выпрыгнула из кресла, покаянно прильнула к взбешенной хозяйке: – Я поганка, правда? Но, Ксюха, родная, если не я, то кто скажет? Другие-то вид делают, чтоб приятельницу не потерять. А я всё лбом колочусь… Ксюш, можно я у тебя заночую? Димка у предков. А одной быть дома так не хочется.

«Если не хочется одной, зачем опять сбагрила сына старикам-родителям»? – хотелось спросить Ксюше. А еще пуще хотелось выставить утешительницу, из тех, что, обнимая, не преминут ковырнуть ноготком открытую рану.

– Ночуй, конечно, – разрешила она. – Я тебе постелю, как всегда, в гостевой. Только ты тут сама, если хочешь, похозяйствуй. Закипяти чайник, заточи чего-нибудь из холодильника, полистай телевизор. А я лягу. Голова опять разгуделась, и – в животе колотит. Похоже, малышу наружу не терпится.

Отделавшись от докучливой приятельницы, Ксюша не уснула. К двенадцати ночи жгучая ревность вытеснилась ощущением беды. Она знала это несчастное своё свойство. Подобно тому, как у фронтовиков к дождю начинали болеть раны, так и у нее душа в предчувствии несчастья принималась метаться. В начале первого сердце вдруг с силой скакнуло в груди. Преодолев гордость, Ксюша набрала телефон Павла. Увы! Телефон голосил мелодией «Нежности», но не отвечал. «Возьми трубку, я спасу тебя», – бессмысленно заклинала она. В час ноль пять похолодевшая Ксюша совершенно явственно почувствовала, что сердце остановилось. И лишь через одну-две секунды, показавшиеся вечностью, запустилось вновь. Ощущение беды сменилось уверенностью – беда пришла.