Что же, хорошо и это…
– Привет, Элла, – смущенно сказал Рансайтер в микрофон.
– Ох… – в ее голосе послышалась растерянность. – Здравствуй, Глен, – нет, не растерянность – радостное детское изумление. – Что… Столько времени прошло?
Лицо ее оставалось неподвижным, и Рансайтер отвел глаза.
– Пара лет – сказал он.
– Расскажи, что происходит?
– Боже мой, – сказал он, – все разваливается. Вся организация. Потому я и здесь: ведь ты сама хотела участвовать в планировании перспективной политики Ассоциации… и – Господь свидетель – нам позарез нужна именно новая политика или, по крайней мере, создание новой системы разведки.
– Мне снилось… – сказала Элла. – Я видела клубящийся красный свет. Это было ужасно. И все-таки я шла к нему. Я не могла остановиться.
– Да, – сказал Рансайтер. – «Бардо Тодол», «Тибетская Книга Мертвых»… ты помнишь ее? Доктора рекомендовали тебе перечитать ее, когда ты… – он запнулся, потом продолжил: – Когда ты умирала.
– Клубящийся красный свет, – повторила Элла. – Это что-то плохое, да?
– Да, его следует избегать. – Он откашлялся. – Слушай, Элла, у нас большие проблемы. Ты в силах выслушать меня? Не хотелось бы тебя перегружать, и если ты устала, то мы можем просто поболтать…
– Непонятно… Кажется, это снилось мне непрерывно с того нашего последнего разговора. Неужели действительно прошло два года? Знаешь, Глен, что я думаю? Что мы – те, которые здесь, – все больше и больше проникаем друг в друга. Все больше моих снов вовсе не обо мне. Я то мужчина, то старуха, то маленький ребенок… я бываю в местах, которых никогда в жизни не видела, и совершаю не свои поступки…
– Говорят, так бывает, когда изменяешься, готовясь к новой жизни. А клубящийся красный свет означает плохое перерождение, и тебе не следует идти в том направлении. Так что, скорее всего, ты уже начинаешь предчувствовать свою следующую жизнь.
Он испытывал неловкость, произнося все это. Собственных теологических убеждений у него не было. Но явление полужизни было реальностью, а такая реальность кого хочешь сделает теологом…
– Так вот, – начал он, меняя тему. – Я расскажу тебе, что произошло и почему я решил тебя побеспокоить. С. Доул Мелипоун исчез из-под наблюдения.
Повисла мгновенная тишина, а потом Элла рассмеялась.
– С. Доул Мелипоун – кто он или что это? Даже не верится, что может существовать нечто с таким названием.
Смех Эллы, теплый, грудной, заставил Рансайтера сжаться; прошло уже столько лет, а этот смех не забывался. Да, больше десяти лет…
– Ты, наверное, забыла, – сказал Рансайтер.
– Такое не забудешь. С. Доул Мелипоун… Это, случайно, не хоббит?
– Это лучший телепат Раймонда Холлиса. Полтора года назад его засек Джи-Джи Эшвуд, и с тех пор на нем постоянно висит кто-то из наших инерциалов. Мы никогда не теряем его из виду – просто не можем позволить себе такой роскоши. Потому что он по крайней мере вдвое сильнее любого известного нам телепата. И вот он исчез – в числе множества прочих людей Холлиса. Никто ничего не понимает. Вот я и подумал: черт побери, надо спросить Эллу, что она думает по этому поводу. Ты же писала об этом в завещании…
– Да, я помню… – сказала она тихо. – Дайте объявление по ТВ. Предупредите людей… – голос ее слабел и исчезал. – Скажите им…
– Это изматывает тебя, – с сожалением заметил Рансайтер.
– Нет, просто… – Она будто уплывала – все дальше и дальше. – Исчезают только телепаты? – спросила она после паузы.
– Телепаты и предсказатели. На Земле их нет, это точно. Множество наших инерциалов болтаются без дела, потому что их подопечные испарились. И это меня страшно тревожит – не то, конечно, что заказов на услуги инерциалов стало меньше, а то, что мы ничего не понимаем в происходящем. Я подозреваю, что все эти исчезнувшие сидят где-то и работают над чем-то – все вместе и над одной задачей. Кто-то их нанял, всю их банду, но только Холлис знает, кто и зачем. И что вообще все это значит.