– Какое мясо? – вяло огрызнулся хозяин квартиры. – Ты же про труп спрашивал? Если тебе труп нужен, то забирай.

Я еще раз посмотрел на полиэтиленовые мешки с грузом. Идущий оттуда запах не оставлял сомнений относительно содержимого, однако я мужественно приподнял край мешка. Взору открылась часть обнаженного тела с серо-фиолетовыми разводами, принадлежащая, несомненно, женщине.

Я перевел взгляд на хозяина и загрустил. Дядька здоровый, а у меня даже наручников нет. Имеется, правда, веревочка, но что от нее толку, если такой верзила примется драться?

Слегка упавшим голосом я сказал:

– Что ж, собирайся.

– Куда собираться? – опять нахмурил лоб хозяин.

– Как это куда? В отделение поедем.

– В отделение? – переспросил Кульков. – А-а, в отделение. А че собираться-то? Че с собой брать?

У меня, что называется, отлегло от сердца. Драки с подозреваемым не будет. Зато я принялся старательно собирать дядьку. Под моим чутким руководством он влез в штаны, надел рубашку и куртку. Все делалось с огромным трудом, словно мужик был на тормозе. Так с похмелья все-таки, тяжело. Но он справился. С моей помощью отыскал себе смену чистого белья (удивительно, но в таком хлеву оно имелось!) и даже прихватил с собой мыльно-рыльные принадлежности. Да что там, я даже отыскал его военный билет.

По идее, я должен был сейчас сообщить дежурному, вызвать сюда опергруппу и прочее. Но куда я подозреваемого дену? Нет уж, отвезу его в отделение, а все остальное потом. И труп на балконе полежит еще какое-то время, не сбежит. Дверь в квартиру я запер, а ключ положил в карман. Вот, теперь можно отправляться в отделение. С третьего этажа мне пришлось вести гражданина едва ли не под руки.

Увидев, как я конвоирую здоровенного мужика, Федя Краснюк едва не вывалился из окошка.

– Это чего такое? – пролепетал он.

– А это потенциальный убивец, – отмахнулся я, усаживая дядьку на стул. – Сейчас мы с ним явку с повинной будем писать, а ты пока группу собирай и все прочее.

– Ага, соберу, – кивнул Федя. Потом, пристально присмотревшись к задержанному, покачал головой: – Только не помер бы он у меня тут.

– А что такое? – не враз понял я.

– Так мужик-то с похмелья загибается, неужели не видишь? – усмехнулся Краснюк.

А ведь и точно. Кульков и в самом деле страдал от похмелья. Как говорят медики, абстинентный синдром. Я ведь и сам это заметил, но как-то упустил из вида, что подобный случай, то есть смерть от похмелья, вполне возможен. Получается, все-таки нюх-то я потерял. А задержанный-то, вишь, весь бледный, а губы синие. Наверное, надо скорую вызвать. И впрямь, помрет он тут, а нас потом прокуратура затаскает: дескать, почему подозреваемые мрут от похмелья в дежурной части? А если у него какой-нибудь синяк еще на теле окажется, так и вовсе праздник для прокуратуры. Лучше и не думать о таком.

Федя метнулся куда-то вглубь дежурки, забулькал чем-то и явился к нам с кружкой.

– На-ко, тут пятьдесят грамм, – заботливо сказал дежурный, поднося кружку к губам задержанного. Кивнул мне: – Чего уставился? Помоги человеку.

Кульков вцепился в кружку, словно младенец в соску. Но руки у него так дрожали, что даже с моей помощью он с огромным трудом влил в себя живительную влагу. Выпил, захлопал глазами и буквально на глазах принялся оживать. Вон уже и губы стали краснеть, и на щеках румянец проступил.

Пока я занимался «реанимацией» задержанного, Краснюк уже звонил в морг и прокуратуру.

– А еще нальешь? – с надеждой посмотрел на меня задержанный.

Краснюк, отвлекаясь от разговора с прокурорским следователем, закричал: