– Такова британская традиция – собирать богатый улов в бедных странах. Хотя нынешний рейх выбирается из нищеты. Не без моей помощи. Боюсь, поэтому скоро утратит былую привлекательность. Ограничения в торговле практически уже не действуют, стало быть, мои деликатные услуги «Рейнметаллу» не особо ценны.

– Наверно, всё это важно для бизнеса. И скучно. Вы не замечаете, дядя, сколько здесь поэзии. Их увлечение древними богами, причудливо смешанное с христианством, легло на прусский романтизм. Шиллер, Фейербах и Вагнер – какая гремучая смесь! К тому же их промышленность не изгадила природу, как в Англии. Берлин не знает смога, Рейн куда чище, чем Темза. Или я недостаточно патриотична?

– Прозрачность речной воды, милая Элен, не зависит от патриотизма или политических пристрастий. Германия намного просторнее нашего острова даже с утратой части земель после войны. Британия владеет колониями, но метрополия никогда не станет больше. Гитлер же мечтает именно об увеличении метрополии, своего «тысячелетнего» рейха. За счёт соседних европейских стран, разумеется.

Племянницу разговоры о политике утомляли на второй-третьей фразе.

– Надеюсь, дядюшка, в этот раз европейские правительства не доиграются до войны. Я хочу посетить Мюнхен, Вену, Кёнигсберг, увидеть рассвет над Одером и закат над Балтикой. Боюсь, под взрывами снарядов я не смогу составить верное впечатление.

И главное – правильно отразить на холсте. Объёмистый багажник «Ройса» был доверху наполнен красками, кистями, станками, мольбертами и прочим художественным инвентарём. Кроме того, задние рессоры несли на себе тяжесть фотографических камер, от маленьких, формата «Лейки», до профессиональных аппаратов на треноге. Элен не чуждалась современной техники: это тоже в английских традициях.

Она освоила манеру делать множество снимков пейзажа, особенно в ненастную погоду, на островах преобладающую, и затем создавать живописное полотно близ уютного тепла камина, полагаясь на фото и память. Художница отнюдь не старалась точно передать натуру. Порой так лучше, неизбежные природные диспропорции не нарушают композиции. Пейзажи Элен, где присутствуют увиденные лишь её воображением скалы и группы деревьев, дважды выставлялись в Лондоне и неплохо продавались, хоть семья не страдала безденежьем даже в разгар кризиса.

Ей исполнилось двадцать два. Возраст, когда воспылала, перегорела и рухнула первая любовь, погребённая под разочарованием. Когда распирает множество желаний ездить, узнавать, впечатляться. Хлопать в ладоши и прыгать от восторга, разрушая европейский стереотип о чопорных английских леди.

Родители настаивали – пришло время создать семью. И благопристойная девушка, наследница десятка поколений британской знати, вдруг обнаружила, что приятные молодые люди, сплошь с образованием Кембриджа и Оксфорда, воспитанные в лучших традициях, невыносимо скучны. Английский юмор молодых джентльменов нагоняет тоску хуже дядиных пассажей о политике.

Ей не понравился Нью-Йорк, бывшая колония с амбициями утереть нос метрополии. Американцы, шумные и претенциозные, показались ковбоями, по недоразумению нацепившими котелок взамен широкополой шляпы коровьего пастуха. Трость вместо «Кольта» в руке не превращает деревенщину в джентльмена.

Неожиданный след в душе сохранился от «Гинденбурга». Исполинский дирижабль, словно вызов стихии и земному притяжению, перенёс через океан немыслимо быстро, за каких-то три дня. Изысканно любезные офицеры корабля, железная дисциплина, образцовый порядок – всё говорило в пользу новой Германии.