– Не в этой жизни, Мойрочка, не в этой жизни…

Он и книгу-то эту купил от нечего делать.

Обычно у него все расписано по часам: подгонка протеза, встреча в группе поддержки. В одиннадцать петанк в парке Эсперанс, потом обед с партнерами – и так целый день, изо дня в день. Но в то утро он получил странное сообщение от ассистентки доктора Тома. Всего два слова: «Прием переносится».

Он уже сидел в кофейне, дожевывая последнюю тартинку, внутренне подбирался, готовясь расплатиться и пойти прополоскать протез в туалете – неприятная, но необходимая процедура – как вдруг пришло это сообщение – на какой день переносится? в связи с чем? какая удивительная беспечность, даже бестактность – не сопроводить подобное сообщение извинениями! не сменить ли врача? – и он внезапно оказался владельцем совершенно свободного часа с четвертью.

Ощущение было необычным. Он повертел его внутри, полюбовался блестящими гранями совсем новенького, ничему еще не принадлежащего часа. Добавочная четверть выглядела куском воскресного пирога – крайне для четверга неуместным. Но если дают, надо брать – эта простая философия не раз выручала его и в более сложных ситуациях. Хотя врача сменить следует. Но он подумает об этом потом.

Выйдя из кафе, он огляделся.

Направо, чуть вниз по мостовой, кабинет доктора Тома. Направо сегодня он точно не пойдет.

В груди зрело предвкушение авантюры. «Или ишемия», – сощурился он.

Не слишком задумываясь, он пересек проезжую часть и вошел в книжную лавчонку напротив.

Книга сразу попалась ему на глаза. Громкая новинка, наверное. Вся витрина уставлена.

Он отпустил дверь – закачались баннеры на гибких хоботках, в нос ударил свежий запах пластика – и шагнул внутрь. Что ж, книги теперь пахнут совсем не так, как прежде. «Да и сам-то ты уже не такой цветочек», – подумалось ему. Витрина отразила кривоватую ухмылку. Дверь захлопнулась за спиной.

Пока витрина не отразила что-нибудь еще, он торопливо взял с выкладки первый попавшийся щуплый томик: невзрачная однотонная обложка, плохо читаемый заголовок – и имя автора, по странной новой моде, мелким шрифтом внизу. Расплатился картой – досадная оплошность! – с неудовольствием отверг бумажный пакет, полагавшийся к покупке, и с книгой в руках вышел на улицу.

По дороге от дома к кафе он всегда проходил мимо сквера с голубями и пенсионерами и каждый раз фыркал: откуда у людей столько времени – просто сидеть на солнце, жмурясь по-кошачьи? Постепенно теряешь человеческий облик, если поступаешь так изо дня в день. Не извиняет даже старость. В конце концов, ему – он вдруг мысленно споткнулся – восемьдесят четыре, но у него такой же плотный график, как в сорок.

Однако даже в выверенном графике возможны погрешности. Это вполне извинительно, если происходит по чужой вине. Зато теперь у него была книга и просторный час в придачу, и он легко зашагал к скверу. Что ж, вот и узнаем, каково это – коротать время на солнышке. Сочтем этот час увольнительной.

Он прогулялся туда-сюда, тщательно выбирая скамейку – чтобы не слишком в тени, но и не очень-то на солнце, а главное – подальше от других стариков, чтобы даже запах старости остался в стороне.

Присел вначале формально, на край, будто ждет кого-то. Затем, стыдливо оглянувшись – не смотрит ли кто? – устроился поудобнее и открыл книгу.

Телефон, как всегда по четвергам, стоял на беззвучном, а потому о том, что прошел не один час, он догадался только по странным ощущениям в бедрах – просто перестал их чувствовать.

Он всегда быстро читал. Не терпел тратить много времени на принятие пищи и получение информации, да и роман оказался небольшим. Последние страницы он переворачивал задыхаясь, торопливо загибая уголки то с одной стороны, то с другой. Слова в финале дались ему особенно тяжело, но он сглотнул поднимавшийся по пищеводу ужас и велел себе думать.