Инга не обращала внимание на сплетни, расползающиеся по офису со скоростью ветра. Почему-то коллектив приписывал беременность шефу, который на протяжение последнего года оказывал знаки внимания сотруднице. Инга не опровергала, не доказывала абсурдность таких выводов, лишь закатывала глаза и молча продолжала работать.

Надо отдать должное Тимофею Дмитриевичу, знающему о витающих слухах. Он тоже соблюдал режим тишины и не сбавлял обороты с комплементами.

Инга понравилась Артюшину с первого взгляда, как она пришла на собеседование. Более того, симпатия переросла во влюблённость и в жажду обладать Машковой, несмотря ни на что. Беременность? Когда она останавливала настоящего мужика, помешавшегося на женщине? Тим вошёл в режим «вижу цель — не вижу препятствий», и прямо предложил Инге пожениться, чтобы ребёнок рос в полной семье.

Он не знал твёрдой позиции девушки на брак и к отказу отнёсся несерьёзно, надеясь со временем переломить упрямство и доказать, что лучшей партии ей не найти. Не успел. Инга получила то роковое сообщение, перевернувшее всю её жизнь. Неосмотрительность, невнимательность, торопливость и стечение обстоятельств привели её на операционный стол, где врачи прервали беременность, спасая мать.

Очнувшись и поняв, что она потеряла своего ангелочка, Инга ощутила вес спектр боли. Можно было свалить болезненные вспышки на столкновение с автомобилем, только ныла и пульсировала резью душа, лишившаяся самого дорогого. И не важно, что малыш ещё не появился на свет, Инга уже чувствовал его толчки и считала месяцы-дни-часы до рождения.

И винить бы эту суку-судьбу, так не вовремя отключившую мозги, но виновата была она сама. Это она полетела в бар, будто там намазано мёдом, это она ступила на проезжую часть, забыв о скоростном движение. Женский эгоизм, похоть и надежда увидеть и вернуть мужчину, так легкомысленно разбрасывающегося сперматозоидами.

4. Глава 4

Кассиэля протащило через всю тошнотворную прослойку между мирами, скручивая в сложные узлы и взбалтывая в жёсткое месиво внутренние органы. От внешнего давления из ушей и носа пошла кровь, а сердце застряло в глотке, перекрыв трахею и не давая сделать вдох. Весь предыдущий дискомфорт при переходе на Землю сейчас казался лёгким недомоганием, проходящим сразу, как под ногами оказывалась твёрдая почва.

Кассу казалось, что эта извращённая карусель, запущенная садистом, остановится лишь тогда, когда его разорвёт на ошмётки. Ослеплённый, оглушённый, не чувствующий плотности атмосферы, он то погружался в клейстерную жижу, то взмывал в порошковый туман.

Если бы Кас мог кричать, он бы проклинал и Совет, и объект, и уже бывшего друга. Неужели нельзя было просто переместить, вместо прохождения этапа по выживанию?

Сколько Кассиэль там болтался, задыхаясь от липкой субстанции, проникшей, кажется, во все щели? У него было ощущение, что не одну человеческую жизнь. Перед тем, как окончательно потерять сознание, он почувствовал сильный удар, отдающий ломанной болью в теле.

Медленно возвращались звуки вместе с металлическим вкусом на языке, последствия перемолки отдавались в костях и в грудной клетке. С проникновением реальности подступила тошнота, наполняющая рот горькой слюной. Вывернув с рвотой всего себя, Кас откинулся на спину и с трудом открыл глаза.

Потрескавшийся потолок с обвалившейся штукатуркой, серые стены с пробоинами вместо окон, ржавая арматура, оскалившаяся на остатках от лестницы. И везде пустые бутылки, шприцы и другой мусор, намекающий на ночлежку бомжей и наркоманов.