– Есть у меня национальность!

– И какая? – не совсем представляя себе смысл слова, строго спросил Коська.

– Я – титульная нация! – гордо сказал чернокожий Родриго и на всякий случай добавил: – По матери!

– По матери? – переспросил Коська. Мир мелиораторов, уже утвердившийся в его голове, обогащался какими-то непонятными приметами и свойствами. Но если Камерун все еще оставался загадкой, то посылов по матери водяной наслушался – этим немало грешили болотные черти, особенно когда лаялись из-за межи с водяными.

– По матери! – подтвердил Родриго.

– И кто же это ее – по матери?

– Кого – ее?

– Титульную нацию!

Собеседники уставились друг на дружку: Родриго – с ужасом, а Коська – с надеждой на вразумительный ответ. В этот миг они уже не помнили, из-за чего сцепились, тем более, что Уклейка молчала.

– Закурить не найдется? – раздался негромкий, в меру прокуренный голосок.

Все трое тут же обернулись и увидели болотного черта Янку.

– Закурить, спрашиваю, нет ли? – он обращался исключительно к Родриго, но ответил ему Коська.

– Там что – уже кончилось?

– Перерыв устроили. Все хлорки нахлебались, сопли текут, чих на мужиков напал, – объяснил Янка. – Так не будет сигаретки, что ли?

Родриго воззрился на него, открывая и закрывая рот, как рыба на песке. И это – при виде Янки, который считался среди своих чертом-недомерком, был ростом с человеческого мальчишку лет четырнадцати, а что бы с ним сделалось, если бы заявился матерый болотный черт Гунча, который, выпрямив ноги, мог стать вровень даже с водяным Антипом? Так подумал Коська, совершенно не учитывая особенностей Янкиной мордочки, к которой он с детства привык. А человека непривычного эта возникающая из мрака личность, покрытая редкой щетинкой, с умными человечьими глазами и почти свиным пятачком, могла и навеки заикой оставить.

– У вас тут что? Хеллоуин? – наконец догадался спросить он.

– Нет, мы всегда такие, – успокоил его Янка. – Вот ты – человек, они – водяные, я – болотный черт, ну и что? Сегодня ты мне сигаретку, завтра я тебе сигаретку…

Парень, тряся головой, как будто надеясь вытряхнуть оттуда морок, достал пачку и зажигалку, болотный черт протянул шерстяную лапку, поблагодарил, прикурил и с наслаждением затянулся.

– Трубку дома забыл, – пожаловался он. – Да и какой на болоте табак? Горе, а не табак.

– Ну а что решили-то? – допытывался Коська.

– Прочихаться решили. Доклад одобрили, из-за обращения лаются, потом дудут декларацию о демелиорации принимать. А тут еще этот ваш Епишка…

– Епифан, – хмуро поправил Коська, уже догадываясь, что выживший из ума дед опять чего-то учудил.

Водяной Епифан был позван на сплыв, потому что на своем болотце и в своей волости был единственным, а требовалось собрать представителей всех волостей. Жил он на свете незнамо сколько лет и сделался до нелепости жалостлив. Водяные неоднократно предлагали ему перебираться к родне и жить под присмотром большого семейства, а на освободившееся болотце отправить кого-то из недавно заматеревших молодых, но дед не соглашался.

– Хворую лягушку в банке с собой принес и забыл где-то, – Янка опять затянулся и задержал в себе дым, а потом выпустил через пятачок. – А там бабка ночью за порядком смотрит, прибрала к себе в каморку. Дед расхныкался, Ефим с Антипом пошли лягушку вызволять.

– Ну и как?

– Антип ее на большую вимбу выменял. Вы же с собой корзину вимбы взяли? Ну вот – одной рыбины уже нет. Хорошо, толковая бабка попалась – на мену согласилась. Другая бы с перепугу и копыта откинула, а эта – нет, еще и торговаться хотела.