Я крепко сжимаю ее подбородок, чтобы заставить посмотреть мне в лицо. Она пытается отвернуться. Предательская слеза течет по ее щеке. Что-то сжимается в моей груди. В этот момент я уже и не мечтал о чувствах, которые она ко мне испытывает.

Вдруг мое сопротивление ослабевает, колебания спадают. Голос становится ласковым, я целую ее в губы и шепчу тысячу раз о том, что я ее люблю. По ее шее бегут мурашки. Она так чувствительна, моя Мередит. Чувствительная, как скрипка.

Мередит

Одно «я тебя люблю», и я теряю всю стойкость. Сжимаю зубы, чтобы проглотить рыдания, которые вот-вот подступят. Нужно, чтобы он перестал говорить эти слова, которые заставляют плакать.

– Замолчи!

– Никогда.

– Антуан!

Я могла бы сбить его с ног десять раз, но он поднялся бы на одиннадцатый. Это то, что я в нем люблю, – его стойкость. Взгляд теряется в светло-карих сверкающих глазах, моя рука машинально скользит в густые шелковые темные волосы; от одного прикосновения к ним у меня мурашки бегут по коже.

Наши губы соединяются в поцелуе. Мое тело прижимается к нему, как корабль, прибившийся к своему берегу. Как отступить?

Но мой самый страшный кошмар забирается в голову: я вижу себя через пять лет, погрязшей в рутине. Жена… та, над которой смеются, когда она рассказывает о своей карьере, которая так и не сложилась. Милая, милая женушка с двумя детьми от мужчины, которого она любит. Конечно, он много работает. Конечно, нужен кто-то один, кто будет заниматься семьей. В дурацком халате, без страз и блесток, но с пятнами от компота и детской отрыжки. Подстриженные под корень ногти, не тронутые лаком. Только практичность. И взгляд ее любимого, день за днем гаснущий, когда он на нее смотрит. Невозможно! Их любовь не может так закончиться! Не их любовь. Только не их!

Итак, я должна найти решение. Конечно, сейчас он не понимает. Но я должна быть сильной за двоих…

Я вырываюсь из его крепких объятий.

– Я ухожу, Антуан, – говорю как можно тверже. – Я ухожу, но я к тебе вернусь, клянусь тебе в этом!

– Когда?

– Я не знаю… Я…

– Это слишком размыто, Мередит, я не могу так. То, к чему ты меня обязываешь, невыносимо. Я тебя люблю, но я не смогу ждать бесконечно. Это слишком больно…

Он наливает себе еще шампанского, глотает его залпом и начинает мерить кругами комнату, будто охотится на добычу.

Смотрю на него с горечью, пытаясь найти выход.

– Один… Один год и один день! – восклицаю вдруг я. – Как для потерянных вещей! Один год и день, и я буду принадлежать тебе навсегда!

– Ты предлагаешь мне обратный отсчет, Мередит? У тебя однозначно сущность актрисы.

Несмотря на раздражение, он, кажется, размышляет над моим предложением, даже если оно ему не нравится. Находясь около подоконника, он сначала стоит ко мне спиной, затем резко оборачивается.

– Мередит. Будь реалисткой. Это слишком долго. Я не выдержу так долго.

В глубине души я с ним согласна. Антуан предлагает другую идею.

– А почему не восемьдесят дней, как у Жюля Верна?[2]

Я читаю в его глазах надежду. Быстро делаю подсчет – меньше трех месяцев. Смотрю на него с опечаленным выражением лица.

– Это маловато, любимый…

Он разочарован.

– Сколько времени тебе нужно в таком случае? – бросает он. – Но не год.

Видеть его в таком состоянии – это сжимает мне сердце. Я почти шепотом предлагаю шесть месяцев. Он опускает голову, словно собираясь подсчитать, сколько это дней, а еще – чтобы я не увидела его взгляд, который демонстрирует одно: как бы отвергнуть мое предложение.

Антуан молчит несколько секунд, перед тем как мне ответить, затем глубоко вздыхает.