Он потянулся и шутя ущипнул меня за щеку.

Только тут я рассмотрела их тарелки. На каждой лежал белесый прямоугольный ломоть, серый и слегка студенистый.

– Что это?

– Овсянка, – радостно ответил Хэнк, тыкая в нее вилкой. – Они тут, как я понял, выливают остатки каши в ящик и отрезают от нее ломти, когда она застынет. Не транжирь, и нужды не узнаешь.

– У вас обоих прекрасное настроение, – заметила я.

– Конечно! – воскликнул Эллис, разводя руками. – Мы же добрались, правда?

– Простите, миссис Пеннипэкер, – сказала Анна, возникнув возле меня.

И опять по имени матери. Я бросила взгляд на Эллиса, но он наблюдал за тем, как Анна поставила передо мной мисочку дымящейся каши и чашку жирного молока.

– Сейчас принесу вам чаю, – продолжала она.

– Вы только посмотрите, – протянул Хэнк. – Нетронутая каша. Да ты у нас особенная.

Я уставилась на блюдо.

– Кажется, я не могу есть. У меня до сих пор желудок пляшет.

– Надо, – сказал Эллис. – Ты худая, как вешалка.

– Бога ради. Я тебе такой и нравлюсь, – отозвалась я.

– Да, но если ты слишком похудеешь, это дурно скажется на твоем лице.

Я подняла на него глаза, в ужасе гадая, не имеет ли он в виду, что уже сказалось.

Я все еще пыталась расшифровать выражение его лица, когда Анна вернулась с чашкой чая.

– Я вам чуть сахарку принесла, мэм, – сказала она, ставя чашку передо мной.

На краю блюдца лежали два кусочка сахара.

Хэнк оторвался от карты.

– И чай у нее крепче. По-моему, кто-то к ней неравнодушен.

– И правильно, – заметил Эллис. – Ей это необходимо.

У меня сжалось горло. Вот и вся моя «ослепительность». Я взяла молоко, собираясь полить им кашу.

Анна втянула воздух сквозь зубы, и я застыла, едва подняв чашку.

– Вы меня простите, мэм, но это не лучшая мысль. Поливать ее молоком, – неодобрительно произнесла она. – Так просто не делают.

– У вас что-нибудь еще есть? – раздраженно спросил Эллис. – Ветчина? Яйца? Стейк? Моей жене нездоровится. Ей нужен белок.

Анна выпрямилась, отведя назад плечи.

– Нет, мистер Пеннипэкер. Все это по карточкам, а мы гостей не ждали. И, к вашему сведению, молоко и сахар тоже из пайка – я принесла их только потому, что подумала, что миссис Пеннипэкер надо бы подкрепиться, с этой ее морской болезнью и остальным.

– Спасибо, – сказала я. – Вы очень добры.

– Ладно. Забудьте, – произнес Эллис, подтаскивая к себе журнал.

Анна не ушла, и он, бросив на нее раздраженный взгляд, махнул в ее сторону рукой.

– Я сказал, это все.

Она сложила руки на груди и взглянула на него исподлобья.

– Нет, не сказали. Вы сказали: «Забудьте». И я не думаю, что вы сдали свои карточки Энгусу.

– Нет, – ответил Эллис, не глядя на нее.

– Да уж, – отозвалась она на вдохе. – Что ж, ничем больше услужить не смогу, пока не сдадите, и сообщаю, что выбрасывать еду – наказуемое преступление, так что употребите это, а не то мне придется вызвать коменданта.

Она вздернула подбородок и поплыла прочь, мимо барной стойки, в заднюю дверь.

Эллис изумленно посмотрел на Хэнка. Потом захихикал.

– Я тебе говорил, у нее не все дома, – сказал он.

Хэнк кивнул:

– Пары сэндвичей точно не хватает.

– К чему было так грубить, – заметила я. – Анна очень милая, и она бы мне показала, если бы ты не вмешался.

Эллис опешил:

– Что показала? Как кашу есть? Это каша. Ее просто едят.

– Ох, ладно, – ответила я.

Эллис вытаращился на меня.

– Позвать ее назад?

– Нет, все в порядке, – сказала я. – Но, возможно, ты мне объяснишь, с чего вдруг она решила, что я – моя мать?

Эллис рассмеялся, а у Хэнка чуть не пошел носом чай.

– Ты, слава богу, не твоя мать, – произнес Эллис, чуть успокоившись. – Но я записал нас под твоей девичьей фамилией.