Конверт она вскрывала в спешке, неаккуратно оборвав край.

Письмо начиналось с обычных ничего незначащих любезностей и пожеланий доброго здравия. Поверенный учтиво интересовался её здоровьем и делами. Девушка закатила глаза. Её всегда раздражала манера словенцев прежде чем перейти к сути, вылить на собеседника тонну любезностей. Искренних или нет, уже совсем другой вопрос. Но внимательно прочла и эту часть письма, боясь пропустить что-то важное. Один из партнёров покойного папеньки тоже любил писать велеречивые послания, умудряясь спрятать в шелухе вежливости и галантных комплиментов сотню намёков и предположений.

Где были эти партнёры, когда ей в самом деле понадобилась помощь? Когда всё случилось, до её совершеннолетия оставалось меньше чем полгода! Но они решили отправить её за океан к дяде и поделить почти весь бизнес родителей… Да, по меркам Словении она и так осталась богатой паненкой на выданье. Но… Дядя, ставший её опекуном, любил повторять, что никому нельзя доверять.

Как выяснилось, доверять в первую очередь нельзя было ему.

Второй лист, на котором после выражения участия и надежды на всестороннее благополучие, поверенный всё-таки начал описывать состояние дел, заставил Стефу помрачнеть и поджать губы. Перечитать пришлось дважды.

Слова сливались в одно длинное и страшное. Понимать их смысл было тяжело.

Как же так?

В глазах на миг помутнело, а в где-то в груди разрастался холодный ком безысходности.

Третий лист был исписан всего наполовину одними пустыми обещаниями, что пан поверенный приложит все усилия, чтобы исправить положение. Верил ли он в благополучный исход дела? Пани Заремская, несмотря на юный возраст, не отличалась наивностью.

Она здесь застряла.

Стефания проглотила едкую слюну и дёрнула подбородком. Поджав губы, ещё раз огляделась вокруг, прогоняя страх и беря под привычный контроль эмоции. Всё те же аллеи, сосны, газоны с нелепыми геометрическими пятнами цветов.

И это её новый дом? Городок, где даже дышать тяжело. Пусть и говорят, что морской воздух полезен для здоровья.

Но ничего. Она сильная. Она справится. Она сможет полюбить и этот Гдыньск, и этих нелепых людей с их условностями и приличиями.

Смогла же она смириться и полюбить столицу с чопорными салонами и бесконечными визитами? Смогла. Хотя после просторов и нравов свободолюбивой Каледонии чёрно-белые улицы столицы казались узкими, как новомодный корсет.

Стефа с огромным внутренним сопротивлением понимала, что ей теперь некуда деваться. Нравится или нет, но нужно перестать играть в скромную деву, и действительно стать такой. Если ей придётся жить здесь долгие, очень долгие годы, то иначе не выйдет.

Она встала, постояла, уставившись на зелёные стены кустарника. Выше человеческого роста, идеально ровные, ни листочка не торчит. Они пронизывали весь сад хитрым лабиринтом, продуманным пани Альжбетой.

Девушка потрогала плотные листья. А точно живой? Не искусственный. А то жизни совсем не чувствуется… Интересно, а птицы сюда тоже по расписанию прилетают?

Самшит. Растёт медленно, не особо прихотлив, теплолюбив, но и теневынослив. Нужно будет взять пример с этого растения. Люди решили, что его можно стричь и всячески уродовать. А он ядовит.

– Я пойду прогуляюсь, – Стефания нервно похлопывала по бедру смятым письмом. – Нужно привести мысли в порядок.

– Как знаешь, как знаешь, – спицы компаньонки стучали друг о друга. Женщина в старомодном чепце не поднимала глаз.

– Да, ты права, мне теперь нужно быть осторожной…

Если раньше ей было забавно пренебрегать общественным мнением, дразнить благопристойных матрон, острить с молодыми шляхтичами, то теперь некуда ехать и некуда бежать… Пора прекращать игру.