— Входите, — оглянулась ко входу.
Молоденькая горничная, вошедшая в комнату, присела в приветствии.
— Ваше Высочество, Императрица приглашает вас на чай и ждёт на летней веранде.
— Спасибо, Миди, — улыбнулась девушка и, прежде чем идти на встречу, заглянула в гардеробную.
Разглядывая себя в зеркало, Ольма ужаснулась: растрёпанная, в мятом испачканном платье. Мда-а-а… За такое мама не похвалит! Быстро переодевшись и приведя себя в подобающий вид, девушка поспешила к летней веранде. Это место было любимым для них с мамой. Отсюда открывался прекрасный вид на цветущий сад. А аромат от цветов витал круглый год. Даже зимой у них в саду цвела прихотливая снежная акация, распространяя кругом холодный нежный аромат. Это было гордостью императорского садовника, который с любовью взращивал капризное деревце.
Быстро чмокнув женщину в щёку и получив ласковое объятие, принцесса присела рядом, разливая чай по маленьким бокалам.
— Ольма, ты знаешь, что у нас во дворце гости? — начала издалека императрица.
— Конечно, мамочка. Об этом только слепой и глухой не знает. Эрэссэа привёл к нам двоих: парня, из мира с которым мы воюем, и Хранителя.
— Да, моя милая, всё верно, — кивнула женщина, делая маленький глоток и отставляя чашку в сторону. — Хранитель — это твоя родная сестра.
Ольма, не успевшая взять чашку, испуганно взглянула на мать. В общем-то это не было тайной при дворе. Но как-то так сложилось, что все были уверены, что родившийся и потерянный ребёнок императрицы — мальчик. А потом оказалось, что это девочка. Ольме, конечно, было интересно познакомиться с сестрой, ведь до этого у неё был только брат. Но всё это как-то проходило мимо, стороной, словно не касаясь её. Но сейчас в памяти девушки всплыла просьба Кана отвести его к подружке. Ей вспомнилось, как эти слова неприятно царапнули её сердце. Спрятав подрагивающие пальцы под стол, она потерянным голосом спросила:
— Значит, Колин и Айканар — это её якоря?
— Скорее всего, — подтвердила мать, а принцесса закусила губы, стараясь не показывать матери, как они задрожали.
Девушка поняла, что так понравившийся ей молодой человек, скорее всего влюблён в Хранителя, то есть в её сестру. Было больно, очень больно понимать это. Ольма раньше никогда не влюблялась. Она даже и сейчас ещё не понимала сама, что это её первое настоящее чувство. Принцесса опустила глаза, всем своим видом показывая, что очень внимательно слушает мать, но мысли её были далеки, витая вокруг нового знакомого. А мать выговаривала своей дочери:
— Ольма, прислуга донесла мне, что ты опять ведёшь себя, как маленький взбалмошный ребёнок. Ты, наконец, должна понять, что такое поведение не приемлемо для принцессы, — под гнётом справедливых слов голова дочери опускалась всё ниже и ниже. — Пойми, следует вести себя пристойно, ты уже давно взрослая девушка. Вот встретишь того, кто украдёт твоё сердце, а он посмотрит на твои детские проказы и отвернётся от тебя. Ты же не хочешь этого?
Мать попыталась ладонью приподнять лицо дочери за подбородок, чтобы посмотреть ей в глаза, но Ольма упрямо тряхнула головой, стараясь не глядеть на женщину. Сильвея уже собиралась приласкать её, когда вбежавшая горничная, затараторила:
— Ваше Величество, вы просили сообщить, когда Хранитель проснётся. Она проснулась и Колин уже у неё!
Женщина, моментально забыв о разговоре, подхватилась и побежала к северному крылу. Она не заметила, как у дочери на опущенных ресницах сверкнули слёзы. Весёлые пузырьки, взрывающиеся в голове у Ольмы и заставляющие её сегодня совершить все безобразия, пропали, оставив после себя боль и горечь потери чего-то волшебного, светлого и радостного. Достав из кармана флакон с успокоительным, девушка откупорила его и вдохнула цветочный аромат. Боль отпустила, оставляя после себя пустоту.