– Ну вот и славно. – Демон аккуратно поставил стакан на стол. – У вас неделя, Машенька. Ровно через неделю я жду вас здесь с договором. Надеюсь, вы приедете.

Он повернулся, высматривая официанта. Маша убрала бумагу в сумку и встала.

– Я приду.

И пошла к выходу. Ноги снова дрожали, зубы лязгали, но она не обращала на это внимания. Сумка с оффером оттягивала руку, точно внутри были кирпичи, а не бумага.

– Кстати, чернила можете принести с собой. Это допускается.

Маша повернулась, махнула демону рукой. Тот в ответ поднял полный стакан с виски и подвинулся на диване – к нему подошли сразу две стриптизерши на таких каблуках, что кружилась голова. Маша подумала, что в следующий раз закажет красное – отметить сделку, а дальше как пойдет. Ведь жизнь, настоящая, ее единственная жизнь, только начинается.

***

Тьма страшно дышала жаром, стены и потолок обжигали, стоило коснуться их макушкой или рукой. Пол раскалился, стоять на месте не было сил, но и деваться некуда – сверху, по бокам и позади раскаленный камень, и пахло так, будто чиркнули о коробок огромную спичку. Или сотню спичек о сотню коробков одновременно, стало душно, резкий запах забивал легкие. А впереди что-то тяжко шевелилось, дышало, и слышался негромкий приятный звон. Тьма впереди сгустилась, контуры стали четкими, и пленник шарахнулся назад. Но который уже раз врезался спиной в стену и едва не потерял сознание от боли. А тьма наступала, подходила ближе по раскаленным камням, запах сделался вовсе уж невыносимым. И где-то в толще тьмы что-то опять звенело, легко и радостно, так, что хотелось плакать не от боли – от счастья. Тьма замерла, точно сжалась перед прыжком, втянула в себя воздух, принюхивалась. Пленник вжался в раскаленную стену, зажмурился, и будто со стороны себя увидел – смешной, жалкий, растопырился жуком на булавке, еще немного – и расплачется. От это стало вовсе уж тоскливо, пленник выпрямился, насколько хватило потолка и прокричал в темноту:

– Кто ты? Так кто ты, наконец?

И тут понял, что мог бы и не орать, тьма его не только видела, но еще преотлично слышала и понимала.

– Я часть той силы, что вечно хочет зла, и вечно совершает благо. Как и ты.

«Я?» – пленник оторопел, пропало пекло, и запах спичек куда-то подевался, осталась только тьма и этот звон, мелодичный, приятный и очень знакомый. Он приближался, точно погремушка по полу катилась, быстро, весело, легко.

– Ну, да, – подтвердила тьма. – Мы с тобой не враги друг другу. Или ты не знаешь…

И тут полыхнуло перед глазами так, будто не погремушка это была, а граната. Подкатилась под ноги и рванула, только бесшумно. Тьма отшатнулась со звоном, а сверху рявкнули:

– Выходи, быстро!

Пленник дернулся на свет, подпрыгнул неловко раз-другой, и грохнулся на камни – до края каменного мешка было метров пять или около того. В темноте кто-то захихикал, сверху раздалась ругань. Пленник поднял голову, перед глазами мелькнуло что-то темное, быстрое, под левую лопатку точно нож всадили и свет померк.

Возвращался он постепенно, как сумерки зимним утром – сначала из мрака выступил мраморный холодный пол из отлично полированного камня. Неподалеку из пола торчало здоровенное металлическое кольцо с головами быков, что смотрели в разные стороны. Бычьи рога отливали золотом – кольцом, явно, часто пользовались. Где-то далеко внизу слышался гул и тяжкий звон, пленнику стало не по себе.

– Давай, давай, поднимайся, – раздался знакомый голос, – хорош прикидываться. Или помочь?

Пленник вытянул руки перед собой, точно защищался от такой помощи, поднялся и узрел перед собой Архангела. Тот помещался за длинным мраморным же столом – невысокий, лысый, с острыми ушами. Сначала показалось, что это рога, как у вечного их оппонента, но нет, уши как уши. Глаза синие, злые, одет в бронежилет поверх стандартного облачения и огромных обгоревших по краям крыльев, с них на пол тихо и красиво падает пепел. И пахнет порохом.