«Господи боже мой, господи, наверное, показалось».

Меня потрясывало, дыхание сбилось, а ко рту подступил недавно съеденный йогурт, я постоял несколько секунд, глядя в серую пустоту, а затем, взяв себя в руки, двинулся дальше. Мы немного прошли вперед, безглазый остался позади; я не мог удержаться, чтобы еще раз не убедиться в том, что увидел, и обернулся. Человек уже был повернут ко мне спиной.

«Это какой-то бред. Так не бывает, нет, точно не бывает».

На всякий случай я быстро поставил аппарат на землю, перекрестился, глубоко вдохнул, раз-два-три, затем протяжно выдохнул. Я как-то видел такой метод по телевизору. Затем быстро догнал инженера, который снова оторвался метров на десять. Руки изнывали от усталости, на правой ноге из-за ходившего ходуном ботинка натиралась мозоль, от волнения у меня начало колоть в области сердца, хотелось бросить аппарат и бежать со всех ног.

«Черт, все это какой-то бред собачий, мне тупо нужно поспать».

Я старался гнать дурные мысли прочь.

– Почему все работают молча? Что это за место такое? – не выдержал я.

– Это заключенные, им нельзя разговаривать.

– Заключенные? Я думал, тут работают строители! Почему им нельзя разговаривать?

– Здесь действуют определенные правила, которые легче не нарушать, чем потом жалеть об этом. Этим заключенным позволено работать, проводить время вне камер, они получили такую возможность спустя много лет хорошего поведения; один проступок, и все, здравствуйте, три стены и решетка круглый год. Поэтому все они ведут себя так, как велено, и тюрьма, в свою очередь, их не обижает.

– Мне что же, придется работать вместе с ними?

– Нет, что вы, они работают только на возведении фундамента и стен; все, что касается камер, решеток, безопасности тюрьмы – здесь они не принимают участие. Так что можете не переживать. На вашем участке заключенных не будет совсем.

Вроде бы все логично, но я не мог успокоиться.

«Почему заключенные должны работать по ночам? Здесь что, вообще не слышали о нормах трудового дня?»

Больше я не отставал и не смотрел по сторонам. Этот туман, он, кажется, что-то делал со мной, с моим разумом, проникал в голову и заполнял собой; иногда мне казалось, что я до сих пор сплю.

Постепенно сырая, чавкающая земля сменилась на твердый бетон, и я наконец смог обить об него свои измученные грязью ботинки.

«Могли бы и предупредить, что тут болото». Я был очень зол, ведь эти ботинки мне еще носить до зимы.

– Сергей Иванович, мы вообще сегодня дой…

Я не успел выразить возмущение, потому что перед моим носом совершенно из ниоткуда выросла огромная, неприступная каменная стена, мостом соединившая землю и ночное небо.

– О-хре-неть. – Я не смог сдержать эмоции, их была целая палитра: удивление, восторг и даже немного ужаса. Впервые в жизни я видел подобное строение.

«Нормальный такой заборчик», – эту фразу я предпочел оставить внутри собственной черепушки.

Гладкая поверхность стены не имела выступов, окон, даже камни лежали идеально ровно, один на другом, как кубики LEGO. Туман разбивался о зеркальную поверхность, рассеивающую лунный свет, и растекался в разные стороны. Мне захотелось дотронуться до этого «чуда», и я протянул руку.

– Не трогай! – вдруг резко вскрикнул инженер, увидев, что я собираюсь сделать.

Я, перепугавшись, резко отдернул руку, словно меня только что спасли от ожога, пару секунд, не понимая, что случилось, вопросительно смотрел в сторону Сергея Ивановича.

«Это шутка такая?» Но он явно не шутил.

– Прошу запомнить, это очень, очень важное правило – эту стену трогать запрещено. – Его глаза злобно блеснули, он говорил таким тоном, каким обычно учитель отчитывает школьника за непослушание.