Уолси еще не отстранили от дел, однако на его плечи уже спустилась тень. Анна Болейн написала ему гневное письмо, в котором обвиняла его в тайной поддержке Екатерины; теперь она могла полагаться лишь на небеса и на короля, «дабы вновь навести порядок во всех тех замыслах, что вы успели разрушить и испортить». Один из приглашенных на королевский званый ужин услышал разговор между Анной и королем и доложил его впоследствии церемониймейстеру кардинала: «Найдись в королевстве хоть один вельможа и сделай он хоть половину того, что учинил кардинал, то не сносить ему головы».

Королевским советом было подготовлено досье, перечислявшее все провалы кардинальского служения; этот отчет о гордыне, расточительстве и безрассудстве подписали тридцать четыре члена совета. Французский посол не сомневался в их истинных намерениях. «Эти господа, – писал он, – хотят уничтожить Уолси или же отправить его на плаху, обвинить церковь в преступлениях и забрать себе все ее имущество».

После провальной попытки добиться положительного судебного вердикта Генрих не знал, что делать дальше; он решил собрать вместе ученых и клириков для решения своей «важной проблемы». Среди собравшихся был Томас Кранмер. Молодой преподаватель богословия из Кембриджа высказал предположение, что король может избежать затяжных и бесплодных переговоров с Римом, обратившись напрямую к ученым из европейских университетов; если они решат в его пользу, то папа будет вынужден действовать. Как только Генриху сообщили о плане Кранмера, король заявил, что клирик «как будто в воду смотрел». Впоследствии Кранмеру суждено было стать идейным вдохновителем английской Реформации.

Королевские послы отправились с визитами в университеты Европы, чтобы узнать мнение выдающихся знатоков канонического права о запрете на брак с вдовой брата, о котором говорится в Книге Левит. Некоторых удалось убедить дать ответ в пользу короля благодаря щедрым взяткам, однако другие оказались менее сговорчивыми. Затея не обернулась полным успехом. Париж и Болонья вместе с еще шестью университетами поддержали королевскую позицию. Тем не менее богословы Падуи, Феррары и Венеции выступали против. Пуатье и Саламанка также приняли сторону Екатерины. Когда поползли слухи, что даже доктора теологии и прокторы из Оксфорда критикуют позицию короля, в ответ на это он написал им из Виндзора негодующее письмо, заканчивавшееся словами Non eset bonum irritare crabrones («Не стоит ворошить осиное гнездо»). Король позаботился о том, чтобы отправить понтифику сочувственное письмо, подписанное всеми пэрами и прелатами Англии. Он решил пока не бросать открытый вызов папе и по-прежнему надеялся убедить его.

К началу осени 1529 года стало очевидно, что время Уолси подошло к концу. Он более не являлся одним из доверенных советников короля, и Генриху сообщили о существовании тайной переписки между Уолси и папой. Церемониймейстер Уолси докладывал, что в один из последних случаев присутствия прелата в суде кое-кто увидел, как король достает письмо и спрашивает: «Да как это возможно: разве оно написано не твоей рукой?» Предназначение письма неизвестно, однако, по всей видимости, там было нечто, что ставило кардинала в весьма невыгодное положение.

9 октября против Уолси выдвинули первые официальные обвинения. Его изобличали в praemunire, или же в том, что он ставил интересы папы превыше интересов короля. С тех пор как он стал папским легатом по настоятельной инициативе Генриха, это не было главной проблемой. Король критиковал притязания папы, равно как и предполагаемые злоупотребления кардинала. Когда суд издал постановление против Уолси, было отдано распоряжение конфисковать все его земли и имущество в пользу короны. Его дни славы близились к закату. Кардинал написал Генриху прошение, умоляя о «милосердии, сострадании, прощении и отпущении грехов». Навещавший Уолси французский посол застал его в состоянии обреченного безмолвия. Его лицо «поникло, словно лишившись полжизни».