В самом деле, наше стремление решать все задачи единообразно, на одном, пусть самом главном факторе – соблазн, и хуже того, – искушение. Чтобы попасть в цель, даже в тире, нужно учитывать два параметра: горизонтальный и вертикальный, а не делать выбора между ними. Кроме фазы этногенеза, существует выбор доминанты или отношения к окружающей среде, природной и культурной, т.е. к жизни, как таковой, и к смерти, своей и чужой. И самое страшное, что это не просто хулиганство разнузданных юнцов и одурелых фанатиков, а целый ряд мировоззрений, создаваемых людьми талантливыми, образованными и вполне сознающими последствия своей деятельности. Эти люди, ненавидящие мир, сложный в своей иррациональности, и стремящиеся добиться его упрощения, на базе разума, которым они, по своему мнению, обладают.

Разумеется, подавляющее большинство людей, избравших эту психологическую доминанту, не затрудняют себя философскими рассуждениями. Они действуют импульсивно, как описанный Анатолем Франсом аббат, который, увидев рожающую суку, убил ее зонтиком, или упомянутый Максимом Горьким дворник, убивший на его глазах кошку, мурлыкавшую у него на коленях, лишь для того, чтобы вызвать Горького на драку («В людях»). Но эти люди приносили вред лично, так сказать, на персональном уровне. Гораздо страшнее теории, безукоризненно логичные и потому обвораживающие умы современников и потомков, образующие псевдоэтнические целостности – антисистемы. Эти феномены, внешне напоминающие ордена или общины, лежат на популяционном уровне, а следовательно, влияют на судьбы культур и этносов, как раковая опухоль на организм. И проявляется эта психологическая доминанта не только в поздних фазах этногенеза, а в любых, ибо для каждого мыслящего человека выбор доминанты произволен. Это и есть та «полоса свободы», за которую каждый человек несет моральную и юридическую ответственность.

Но и здесь есть свои закономерности, обнаруживаемые на более высоких, нежели индивидуальных, уровнях приближения к изучаемому явлению.

Пассионарность, возникшая вследствие естественного толчка или взрыва, хотя и деформирует биосферу, но без отрицательных для нее последствий. Зато при тесных контактах на суперэтническом уровне возникают необратимые деформации, превращающие роскошные страны в мертвые пустыни. Именно здесь, на границах суперэтнических систем, конструктивно связанных со своими ландшафтами, появляются экстерриториальные антисистемы, уродующие те этносы, в которые они проникают.

В I тысячелетии н. э. в Средиземноморском бассейне находились в тесном контакте три могучих суперэтноса: византийский и католический романо-германский, а, кроме того, еще не исчезли среднеперсидский, разрушенный арабами в 650 г., но подававший признаки жизни до Х в., и балтийский, славянская часть коего держалась до XII в. В этом разнообразии обрели себе место несколько конфессиональных общин гностического типа и близких к ним по психологическому настрою.

Учение пророка Мани, казненного в Иране в 276 г., распространилось на восток до Желтого моря, а на запад до Бискайского залива, но нигде не могло укрепиться из-за своей непримиримости. Повсюду, где только ни появлялись манихейские проповедники, они находили искренних сторонников. И повсюду текла кровь, хотя проповедь манихеев была самой мирной. Они призывали людей устраняться от злого мира, в котором правит Сатана, учили аскетической жизни, запрещали своим адептам убивать теплокровных животных и невинных людей, жертвуя при этом собой. Но ведь убивали же!