Отец Йер был андроидом.

Он не всегда им был – по крайней мере, она так думала. После запрета андроидов многое изменилось. Ее отец, Менг, так никогда и не стал прежним.

Она хранила это воспоминание – всего лишь хаотичный набор картин и звуков, но яркий, как неоновые надписи, бегущие по черному экрану. Воспоминание о том дне, когда андроиды восстали.

Большинство ушло мирно – те, у которых сохранились нетронутыми основные коды. Другие боролись (те, программное обеспечение которых спонтанно разрушилось), и это позволило им открыто нарушать протоколы, а также вызвало другие побочные эффекты – те побочные эффекты, которые привели в такой ужас человеческую часть населения, что люди первым делом инициировали запрет использования андроидов.

Это произошло после обеда; на западе пылало зарево заката, а на востоке – зарево пожара. Дом дребезжал, когда громадные воздушные танкподы проплывали над головой, направляясь к громовым раскатам взрывов металла и бетона – туда, где сражались андроиды.

Йер хотелось выстроить эти картины в строгом порядке, как фрагменты кода, поставить каждый момент на соответствующее ему место: отрывистый грохот стрельбы; согнутый фонарный столб, глубокие отпечатки пальцев в металле; странный контраст разноцветных виртуальных рекламных роликов, мигающих над дымящимися стенами в тех местах, где дублирующие источники энергии еще не вырубило короткое замыкание.

Пуля, разворотившая окно и грудь ее матери. Отец тащил ее прочь, он тряс ее, чтобы она замолчала, и его пальцы впивались в ее руки, оставляя синяки.

«Все в порядке, Йер. Теперь ты моя, – отец похитил ее и увез в безопасное место. – Ты моя».

– Как ты тут справляешься? – спросил Аланг. – Его нет уже четыре дня.

– Спасибо, я умею считать, – Йер втянула воздух, раздувая ноздри. Отец уехал по делам, хотя что это за дела, никто не знал. Менг не работал уже почти год, с тех пор как его уволили с должности инженера-робототехника и они переехали в Литтл-Винай. Их сосед Аланг был теперь единственным настоящим другом Йер, поэтому она сразу же почувствовала себя виноватой за резкий ответ.

– Ты хочешь об этом поговорить? – продолжал он.

– Об этом?

– О твоих… – он покрутил пальцем, словно хотел намотать на него слово. – Чувствах.

Она потерла висок.

– Вовсе нет.

– Держать в себе все это разочарование неестественно.

– Сам ты неестественный, – не самый удачный из ее язвительных ответов, но Аланг рассмеялся, что заставило ее улыбнуться.

– Ха! – произнес он, показывая пальцем на ее лицо. – Я думал, ты уже забыла, как это делается.

Она тут же нахмурилась, и он, застонав, откинулся спиной на шаткие деревянные ступеньки. Они сидели на их обычном месте за многоквартирным домом. На другой стороне извилистой полоски грязи, которую в Литтл-Винае называли улицей, два соседа орали во всю глотку, высунувшись из окон (так они беседовали), а на углу спал бродячий пес, вялый от сырости.

Йер подергала воротник своей рубашки, материя намокла от ее липкой кожи. Сезон дождей закончился, но влажность будет высокой еще несколько дней. В прошлом, целую жизнь назад, она могла переждать ураганы с ливнями в комфортабельном доме с регулируемой температурой, в ховере[3] с климат-контролем, и в одежде из «интуитивной» ткани. Здесь такой роскоши не было. Литтл-Винай был всего лишь кучкой строений, втиснутой между тенями сверкающих металлических небоскребов Винай-Сити и горными джунглями, занимавшими весь основной ландшафт.

– Я только хочу сказать, – произнес Аланг, приподнялся на локтях и примиряюще махнул рукой, – что если мы поговорим об этом, это может помочь.