Время летело, Оливия обливалась потом, она тушила, жарила и варила на пару́. Ее мышцы болели, но адреналин и страх заставляли петь ее тело и мозг. Растущая энергия духов, поступающая извне, превращалась в напряженное жужжание в ее голове. Она слышала сквозь стены, как привидения перешептываются в ожидании. Судя по выражению лица Карлоса, он, похоже, тоже их слышал. А затем из здания гостиницы донеслись жуткие завывания, и по потолку над ними кто-то ходил на высоких каблуках, подволакивая сломанные ноги. Эти звуки раздавались где-то в воздуховодах.

Взошла луна, и Оливия начала раскладывать еду по тарелкам.

Из-за болезни мама Оливии стала слишком слаба, чтобы ездить далеко. Ей велели поменьше двигаться, чтобы сохранять энергию. От движения ее тошнило. Но единственным местом, откуда папа Оливии не мог ее прогнать, была кухня. Даже когда ей было трудно стоять, она все равно настаивала на своем и готовила обед для семьи. Оливия помогала ей сесть в кресло у плиты, и мама часами сидела там, следя за тем, чтобы все составляющие трапезы были приготовлены как следует. Оливия делала все, что могла, чтобы облегчить ее бремя: отмеряла жидкости, варила рис, заботилась о том, чтобы все ингредиенты были нарезаны правильно, и маме не приходилось об этом волноваться.

Однажды вечером мать улыбнулась ей.

– У тебя это начинает хорошо получаться. Я рада. Тебе придется этим заниматься, когда меня не станет.

В горле Оливии встал комок.

– Этого не случится.

«Я не могу занять твое место», – подумала она.

– Ты поправишься.

– Не позволяй семенам кунжута подгореть, – сказала мама, и Оливия машинально бросилась к сковородке и спасла поджаривающиеся семена. – Хорошо, хорошо. Поставь их куда-нибудь в надежное место остыть.

Оливия высыпала их в маленькую миску. У нее дрожали руки.

– Я не могу тебя потерять. Папа не может тебя потерять. Ты выздоровеешь, я это знаю.

Мама протянула к ней руку. Ее пальцы были такими тонкими, такими хрупкими.

– Если ты будешь с честью выполнять свой долг, делать все, чему я тебя научила, обещаю, я никогда тебя не покину, – она сжала руку Оливии. – Я люблю себя, Си И.

Оливия не слышала этого имени много лет, с тех пор, как умерла бабушка. На ее глаза навернулись слезы.

– Мама…

Загудел кухонный таймер. Мама сняла с огня китайские свиные ребрышки и выложила их на керамическое блюдо.

– Помни мои слова, – сказала она Оливии. – Теперь отнеси это на стол.

Накрытый стол ждал на веранде гостиницы «Гранд-Сильвер», защищенный от ливня и от потоков воды внизу. Цепочка выложенных вокруг него талисманов служила границей и тянулась до дверей в гостиницу. Вдоль нее толпились привидения, перешептываясь друг с другом. Они стали материальными, состоящими из плоти и костей, – только на эту ночь. Только на время пиршества до восхода солнца. На небе, в разрыве между тяжелыми тучами, висела полная луна, похожая на злой глаз.

Оливия вышла с тележкой, уставленной гигантскими горшками и стопками металлических блюд, и с грохотом провезла ее мимо собравшихся в фойе туристов, не отвечая на их вопросы. Она не позволила Карлосу последовать за ней на веранду, и ощущала его взгляд спиной, переступая порог гостиницы. Она выкладывала одно блюдо за другим с утками по-пекински на середину стола, создавая шеренгу из мяса и мягких, бледных, источающих пар булочек. Она снимала крышки с горшков, и аромат супа из мускатной дыни поднимался в плотный воздух. Потом девушка начала разливать суп по мискам так быстро, как только могла.

Привидения шептались и прижимали ладони к барьеру, шипели, когда пахнущая медью магия рассыпала искры, обжигая их кожу. Спина Оливии покрылась холодным потом. Но ее руки не дрожали, и она продолжала разливать суп по мискам. Наконец, на столешнице не осталось свободного места. Оливия отступила назад, и выложила еще один ряд талисманов, так что образовался узкий свободный проход от двери к столу.