Потом я поднялся и сел поодаль, и царь посмотрел на то, что я написал, и, прочтя это, удивился и воскликнул; «О диво! Это обезьяна, и у неё такое красноречие и почерк! Клянусь Аллахом, это самое диковинное диво!» Затем царю подали особый напиток в стеклянном сосуде, и царь выпил и протянул мне, и я поцеловал землю и выпил и написал на сосуде:

И ещё:

И царь прочитал стихи и вздохнул и воскликнул: «Если б подобная образованность была у человека, он бы наверное превзошёл людей своего века и времени!» Потом он пододвинул ко мне шахматную доску и спросил: «Не хочешь ли сыграть со мной?» И я сделал головой знак: «Да», – и, подойдя, расставил шахматы и сыграл с царём два раза и победил его, и ум царя смутился. А потом я взял чернильницу и калам и написал на доске такое двустишие:

И когда царь прочитал это двустишие, он изумился и пришёл в восторг; его охватила оторопь, и он сказал евнуху: «Пойди к твоей госпоже Ситт-аль-Хусн и скажи ей: «Поговори с царём!», чтобы она пришла и посмотрела на эту удивительную обезьяну». И евнух скрылся и вернулся вместе с царевной, и, посмотрев на меня, она закрыла лицо и сказала: «О батюшка, как могло быть приятно твоему сердцу прислать за мной, чтобы показывать меня мужчинам?»

«О Ситт-аль-Хусн, – сказал царь, – со мною никого нет, кроме маленького невольника и евнуха, который воспитал тебя, а я – твой отец. От кого же ты закрываешь своё лицо?» И она отвечала: «Эта обезьяна – юноша, сын царя, и отца его зовут Эфтимарус, владыка Эбеновых островов. Он заколдован, его заколдовал ифрит Джирджис из рода Иблиса, а он убил его жену, дочь царя Эфитамуса. И тот, про кого ты говоришь, что он обезьяна, на самом деле муж, учёный и разумный». И царь удивился словам своей дочери и посмотрел на меня и спросил: «Правда ли то, что она говорит про тебя?» – и я сказал головою: «Да», – и заплакал. «Откуда же ты узнала, что он заколдован?» – спросил царь свою дочь, и она сказала: «Со мной была, когда я была маленькая, одна старуха, хитрая колдунья, и она научила меня искусству колдовать, и я его хорошо запомнила и усвоила. И я заучила сто семьдесят способов из способов колдовства, и малейшим из этих способов я могу перенести камни твоего города на гору Каф и превратить его в полноводное море, а обитателей его обратить в рыб посреди него». – «О дочь моя, – воскликнул царь, – заклинаю тебя жизнью, освободи этого юношу, и я сделаю его своим везирем, ибо это юноша умный и проницательный». – «С любовью и охотой», – отвечала царевна и взяла в руку нож и провела круг…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала четырнадцатая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что второй календер говорил женщине: «А царевна, о госпожа моя, взяла в руку нож, на котором были написаны еврейские имена, и начертила им круг посреди залы и в нем написала имена и заклинания и поколдовала и прочла слова понятные и слова непонятные, и через минуту мир покрылся над нами мраком, и ифрит вдруг спустился к нам и своём виде и обличье, и руки у него были как вилы, ноги как мачты, а глаза как две огненные искры. И мы испугались его, и царевна воскликнула: «Нет ни приюта тебе, ни уюта!» – а ифрит принял образ льва и закричал ей: «О обманщица, ты нарушила клятву и обет! Разве мы не поклялись друг другу, что не будем мешать один другому?»