«Если я попаду к нему в руки, – подумал я тут, – то он убьет меня.»

Мне стало горько, и, думая о бедствии, обрушившемся на моего отца и мою мать, я не знал, что мне делать. Ведь если бы я показался в городе, то меня жители тотчас же узнали бы, и войска моего отца лишили бы меня жизни. Я не нашел другого способа избавиться от опасности, как сбрить себе бороду[73], и потому я сбрил ее и, переменив одежду, ушел из города и пришел сюда, в эту мирную обитель, в полной надежде, что кто-нибудь представит меня халифу, для того чтоб я мог рассказать ему свою историю и все, что со мной случилось. Сюда, в город, я пришел сегодня вечером и, остановившись в недоумении, не зная, куда направить стопы, я увидал этого нищего и, поклонившись ему, сказал, что я чужестранец.

– И я тоже чужестранец, – отвечал он; и в то время как мы таким образом говорили с ним, к нам подошел вот этот третий наш товарищ и, поклонившись нам, сказал, что он тоже чужестранец. Мы отвечали, что и мы чужестранцы. Таким образом мы пошли втроем и с наступлением ночи судьбой были занесены сюда, в ваш дом. Это и была причина, почему я сбрил себе бороду и лишился одного глаза.

– Ну, так очнись, – сказала ему хозяйка, – и отправляйся; но он отвечал, что не пойдет до тех пор, пока не выслушает истории других.

Все дивились его рассказу, а халиф сказал Джафару:

– Право, я не слыхал ничего, подобного этой истории, случившейся с этим нищим.

Тут выступил второй нищий и, поцеловав прах, начал свой рассказ.

– О госпожа моя! Я родился не с одним глазом, но история моя удивительна, и если ее написать, то она может служить уроком всякому. Я царь и царский сын, я могу читать Коран по семи различным способам; я занимался различными науками под руководством разных профессоров, учился науке о звездах[74] и поэзии и так преуспевал во всех науках, что далеко опередил людей нашего времени. Почерк мой считался образцовым, и слава моя разнеслась по всем странам, а историю мою узнали все цари. Царь же Индии, услыхав обо мне, просил отца моего позволить мне посетить его, послав ему при этом случае различные подарки и дары, приличные царю. Вследствие этого отец мой приготовил шесть кораблей, и мы плыли морем почти целый месяц, после чего высадились на берега, и, сняв с кораблей привезенных нами лошадей, мы нагрузили подарками десять верблюдов и пустились в путь; но вдруг поднялся столб пыли, разраставшийся перед нами до такой степени, что вскоре он покрыл перед нами все, затем немного погодя рассеялся, и мы увидали шестьдесят всадников, смелых, как львы, и поняли, что это были арабские разбойники. Увидав нас, с небольшой горстью людей и с десятью верблюдами, нагруженными подарками для индийского царя, они тотчас же поскакали на нас, опустив пики. Мы пальцами поманили их к себе и сказали:

– Мы посланы к достопочтенному царю Индии, и потому не употребляйте с нами насилия.

– Мы теперь не на его земле, – отвечали они, – и не подданные его.

Они убили нескольких молодых людей, а остальные бежали, я тоже бежал, получив тяжелую рану; а арабы, несмотря на наше заявление, захватили все сокровища и подарки, которые мы везли.

Я шел, сам не зная куда и ничего не помня, пока не дошел до вершины горы, где отдохнул в пещере до следующего дня. На другой день я опять пустился в путь и пришел в цветущий город. Зима с холодами миновала, и наступила цветущая весна. Я очень был рад, придя в город, так как от ходьбы устал и побледнел. Наружность моя вследствие этого очень изменилась, но я не знал, куда направить свои стопы, и случайно пришел к портному, сидевшему у своей лавки. Я поклонился ему, и он ответил на мой поклон и приветствовал меня, пожелав мне всего хорошего, и спросил у меня, по какой причине пришел я в город. Вследствие этого я рассказал ему до мельчайших подробностей все, что со мною случилось. Он пожалел меня и затем сказал: