– Поступай, как знаешь, я возражать не стану.

Вследствие этого она продолжала плакать, печалиться и горевать в продолжение целого года и затем сказала мне:

– Мне очень бы хотелось выстроить у тебя во дворце кеббех для того, чтоб я могла одна уходить туда и предаваться своему горю. Я назову его домом стенаний[44].

– Делай, что хочешь, – отвечал я.

Она выстроила себе дом для уединения, с кеббехом посреди, вроде могилы святого[45], после чего она перенесла туда раба и поселила его там. Он был совершенно больной и не мог оказывать ей никаких услуг, хотя пил вино; и с того дня, как я ранил его, он не мог более говорить, но все-таки жил, потому что судьба не определила еще ему конца. Жена моя посещала его ежедневно и рано, и поздно, и плакала, и горевала над ним, и носила ему вина и мяса. Так она прожила и второй год, и я все терпеливо переносил, пока однажды не вошел нечаянно к ней в комнаты и не застал ее в слезах. Она сидела, закрыв лицо руками, и говорила следующие стихи:

С тех пор, как нет тебя, мне перестала
Быть жизнь на радость, так как ты один
Любовью сердца моего владеешь.
О, сжалься и возьми меня туда,
Где ты лежишь больной и недвижимый,
И схорони, когда умру, меня
Вблизи тебя. И если над могилой
Моей произнесешь мое ты имя,
То трепет радостный моих костей
Ответит на призыв отрадный твой.

Лишь только она кончила свои жалобы, то я, выхватив меч, сказал ей:

– Так говорят только коварные женщины, нарушающие обет верности и законного сожительства.

Я хотел ударить ее мечом и занес уже руку, когда она вскочила – очевидно, что она знала, что раба ранил я, – и, стоя предо мимо, произнесла какие-то непонятные для меня слова и сказала:

– Обрати его, Господи, посредством моих чар наполовину в камень, а половину оставь человеком!

Вслед за тем я лишился, как ты видишь, возможности шевелиться и сделался ни мертвым, ни живым. Покончив таким образом со мной, она околдовала город, и рынки, и поля. Жители нашего города разделялись на четыре класса: на мусульман, христиан, евреев и магов, и она обратила их в рыб: белые рыбы – это мусульмане, красные – маги, голубые – христиане и желтые – евреи[46]. Четыре острова она обратила в четыре горы и окружила ими озеро; и с этого времени она ежедневно терзает меня, давая мне сто ударов ременной плетью, пока из ран моих не потечет кровь; после чего она надевает на меня власяницу, а сверху – мою одежду.

Сказав это, молодой человек заплакал и прочел следующие стихи:

Даруй, Аллах, мне силу и терпенье
Удел, тобой ниспосланный, нести,
Я все стерплю при помощи Твоей.
Мрачна судьба моя и безысходна
С тех пор, как я несчастья гнет тяжелый
Влачу из года в год, изнемогая,
Но честный род блаженного Пророка
Заступится за бедного страдальца.

Царь посмотрел на молодого человека и сказал ему:

– О юноша, как мне жаль тебя. А где же эта женщина?

– Она там, в кеббехе, где лежит раб, – отвечал он. – И каждый день, прежде чем идти туда, она снимает с меня одежду и дает мне сто ударов плетью, а я, не имея возможности пошевелиться, только плачу и кричу, пока не надоем ей. Измучив меня, она уходит к рабу с вином и едой.

– Клянусь тебе Аллахом, юноша! – вскричал царь, – я сделаю для тебя что-нибудь и постараюсь, чтобы ты меня помнил и чтобы историки упомянули о моем поступке в моей биографии.

Царь сел и проговорил с ним до поздней ночи, после чего, дождавшись рассвета, он снял свое платье, подпоясался мечом и пошел к тому месту, где лежал раб. Увидав лампы и свечи и заметив, как там накурено духами и благовонными маслами, он подошел к рабу и одним ударом покончил с ним. Взвалив его себе на спину, он снес его и бросил в ручей, протекавший у дворца, а сам, вернувшись в кеббех, оделся в платье раба и лег, положив подле себя меч. Вскоре после этого подлая жена пришла к своему двоюродному брату и, сняв с него платье, взяла плеть и стала бить его, а он закричал: