Время пролетело незаметно. Наступил вечер, начало темнеть. Бабушка Мякеля пожаловалась, что ей стало труднее отслеживать высоту бросков: с возрастом ночное зрение слабеет. Пастор Хуусконен придумал прикрепить сигнальной лентой к острию копья карманный фонарик, чтобы, когда копья из колодца будут взмывать, результат снова можно было фиксировать. Сама по себе отличная, задумка все же, как оказалось, требовала слишком больших расходов, потому что стекло и лампочка фонарика разбивались, налетая на крышку колодца или дворовые камни. Проблему решили, заменив фонарик бенгальскими огнями, которые метатель зажигал на дне колодца перед броском. Так дом Рекитайвала за один вечер остался без рождественских украшений, зато было здорово смотреть, как в темноте летнего вечера из колодца с шипением поднимались копья, это напоминало запуск фейерверков.

Душеспасительный разговор

На третьей неделе июня Сантери Рехкойла, фермера, вечно огорчавшего Господа, нашли повесившимся. Он притащился в пустой коровник, привязал веревку к металлической каминной задвижке на кормокухне и провисел там несколько дней, пока его не хватились и не обнаружили, уже мертвого, в петле. К счастью, когда самоубийцу высвободили из последнего узла, его жена Сайми Рехкойла находилась в отлучке. Хозяйка Сайми Рехкойла была верующей и ранимой женщиной, а покойник при жизни был грубым и равнодушным мерзавцем. Сантери умер, едва ему исполнилось 78 лет. Жена была на год его младше. Их дети уже давно жили самостоятельно, и теперь в большом мрачном фермерском доме осталась единственная живая душа – миниатюрная и бледная вдова, для которой весь мир рухнул из-за неестественной смерти мужа.

Как только о смерти стало известно, пастор Оскари Хуусконен поспешил утешить скорбящую вдову и договориться об отпевании и похоронах. Хозяйка Рехкойла встретила его совершенно убитой и заплаканной. Она боялась, что Сантери нельзя хоронить в церковной земле, потому что тот, не сумев дождаться неминуемого конца, сам полез в петлю.

В настоящее время покойников больше не сортируют по типу смерти, объяснил ей Оскари Хуусконен, теперь самоубийцы настолько часто встречаются, что уже не кажутся чем-то странным. Но когда самоубийство происходит рядом с тобой, его, конечно, тяжело перенести.

Пастор посоветовал хозяйке зайти в больницу и поговорить с доктором Сорьоненом. Для облегчения невероятно острой тоски ей могли бы назначить успокоительные средства и лекарства, и, вероятно, имело бы смысл принимать снотворное. Еще, конечно, твердая вера в Бога во время испытаний тоже дает силы справляться с печалью.

На время, пока печаль горчила сильнее всего, пастор нанял для Сайми сиделку, которая помогала с организацией похорон и оказывала скорбящей личную поддержку. Сантери похоронили в конце июля, но шли дни, а вдова была все так же безутешна. Пастор часто ее навещал и вел с ней доверительные душеспасительные беседы.

– Жизнь теперь ужасно пуста, – жаловалась вдова. – Хоть Сантери и был буйным и иногда даже подлым, а все равно все рухнуло, когда он вот так меня покинул. У меня ничего, совсем ничего не осталось. Этот большой дом запущен и уныл, здесь больше не услышишь человеческого голоса, никто меня не позовет, нигде нет жизни. Я чувствую, как будто это я виновата в смерти Сантери. Видно, я не понимала его проблем.

– Человек одинок и растерян перед лицом смерти, – сочувственно произнес пастор Хуусконен. Сам же подумал, что столь великой скорби дед не заслуживает. Пастор хорошо знал Сантери Рехкойла. Это был взбалмошный человек, вечный скандалист, лентяй и агрессивный забулдыга, на пьяную голову часто избивавший жену до синяков. В свое время он варил самогон из зерна, много раз попадал под суд, стряпал внебрачных детей по всему приходу, неоднократно оказывался в тюрьме за вождение в нетрезвом виде и мошенничество. Сколько несчастья принес этот человек, Господи помилуй! Но вдова все ему простила и тонким, обессиленно-разбитым голосом изливала свою боль: