– До смешного доходит, – сказала Кара и в сердцах пнула попавший под ногу камешек так, что он улетел на другую сторону улицы; счастье, что по башке кому-нибудь не угодил. – Нет, правда, не припомню такого. Ищу ее – сколько? уже два месяца?..

Ханна-Лора кивнула:

– Ну да, примерно. Впервые я о ней от тебя услышала в начале октября.

– В городе, который знаю, как собственные ладони! – подхватила Кара. – И не встретила до сих пор. Я ей даже записку оставила в кофейне, где она иногда сидит. Нет, ну а что было делать? Не караулить же там круглосуточно. По словам хозяев, она к ним примерно с сентября заходит то раз, то дважды в неделю, то вообще чуть ли не каждый день. Обычно просто пьет кофе, но пару раз задерживалась надолго, гадала всем желающим по Книге Перемен. Кто такая, откуда, никто понятия не имеет; то есть я пока не нашла никого, кто был бы с нею не шапочно, а более-менее близко знаком. Известно только имя – Сабина. По крайней мере, так она представляется, если спросить. Хозяин кофейни уверен, она художница. Эдо, кстати, то же самое говорил, но подозреваю, они оба так решили только потому, что у нее волосы покрашены в радугу и куртка краской заляпана; мужики, что они вообще понимают! Разноцветные пятна краски сейчас часто – просто декоративный элемент. По поводу возраста все путаются в показаниях, дают ей от тридцати до пятидесяти; ну, это нормально, люди Другой Стороны чужой возраст обычно плохо распознают. Выглядит загорелой, словно каждый день часами на пляже валяется; но может, просто кожа смуглая, как у меня и других потомственных северян? Говорит на нескольких языках, включая литовский, русский и польский, причем хорошо говорит, без акцента, во время гадания сложные вещи легко объясняет, но иногда не понимает простейших фраз. В общем, странная девочка, все, как мы любим. Но она не спешит устремиться навстречу нашей любви! Ты меня знаешь, я обычно везучая. Но только не с ней. Решила, ладно, оставлю записку, может согласится мне погадать. Написала что-то вроде: «У меня сейчас сложный период в жизни, друзья рассказали, как вы гадаете, мечтаю встретиться, буду благодарна», – и номер телефона.

– Не позвонила, конечно? – усмехнулась Ханна-Лора.

– Конечно. Зато написала ответ. И это, моя дорогая, натурально контрольный выстрел. Вот, полюбуйся, какая красота.

Кара достала из внутреннего кармана пальто бумажник, а из него – салфетку, на которой было написано по-русски, но почему-то латиницей: «Vam ne nado. Vy sami sebe Kanon Peremen», – и нарисовано несколько изящных закорючек. С точки зрения любого непосвященного – просто узор. Но если знать Старый Жреческий, вполне можно распознать в этом узоре фразу «Ищущий да не обретет», своего рода защитное заклинание, которое вырезали на подошвах ботинок, когда хотели уйти от погони или просто бесследно пропасть.

– Ого! – присвистнула Ханна-Лора.

– Вот именно.

– Считай, чистосердечное признание. Наша девочка. С Этой Стороны.

– Эдо говорил, она ему в Берлине гадала, – заметила Кара. – А теперь объявилась здесь. Значит, уехала за пределы Граничного города, откуда бы изначально ни была. И память утратила. Но Старый Жреческий, получается, помнит. Не только приветствие, которое Эдо от нее услышал, но и настоящие рабочие формулы. Ну и дела.

– В этом как раз нет ничего сверхъестественного, – сказала Ханна-Лора. – Многие, вернувшись в Граничный город, начинают вспоминать разные вещи – кто что. Смутно, как сны, которые в юности снились. И относятся к воспоминаниям соответственно – мало ли, какая ерунда крутится порой в голове. Она сама, кстати, вполне могла думать, что просто рисует узор. Красиво получилось, ладно, пусть будет для пущей загадочности. А может, наоборот, вполне понимала, что делает и зачем. Чего только не бывает, моя дорогая. Интересные творятся дела.