Однако через четверть часа гонки я пообвыкся и машинально обошел сразу двух всадников, мчавшихся впереди меня, и занял место в середине колонны. А на следующем же повороте ехавший впереди Стив резко сбавил скорость километров до ста. Помню только стремительно приближающийся нарисованный череп на его куртке. Я был уверен, что столкновение неминуемо. Бешено вцепившись в руль, чудом сумел вывернуть, колесо моего мотоцикла только чуть чиркнуло по пристегнутой сумке Стива, мы разошлись не более чем в десяти сантиметрах. Я так сжал зубы, что, как выяснилось часом позже, раскрошил себе резец.

Самое смешное – не было времени даже успокоить колотящееся сердце, колонна мчалась дальше, я только сумел оскалиться, как от боли.

Доехав до места байкерского слета через час и остановившись, я еще какое-то время сидел на мотоцикле – отходил от легкого шока.

Словно в замедленном кино, видел, как спешились мои братья, Стив подошел и хлопнул меня тяжелой перчаткой по макушке шлема. Я усмехнулся: за мои трюки можно было бы и по морде дать.

Но это ничто по сравнению с обратной дорогой. Я уже не лихачил и строго держался своего места, вот только это не помогало.

Ехали ночью, в сильный дождь. Дорога, напомню, была мне совсем незнакома.

Скорость движения – 160 км в час. Ночью. В дождь.

В какой-то момент показалось, что все это бред какой-то – несутся, слепя дальним светом, автомобили по встречной полосе, видимость минимальная; на забрале расплющиваются капли дождя, дорога темна. А главное, совершенно невозможно определить расстояние до летящего впереди мотоцикла – горит только красный огонек; может быть, до него двадцать метров, а может быть, и два. Дороги практически не видно: где поворот, где можно разогнаться – не определишь. Ребята знают путь, а я-то еду в первый раз! В памяти остались только рябящие искрами фольги дорожные столбы и разделительные полосы автобана, слившиеся в одну белую линию. Помню еще, что я, плюнув на все, поднял забрало, и тут же мне в лицо будто ударил град щебня – водяные капли на скорости урагана превратились в камни. Но по крайней мере перестала расплываться впереди красная точка, обозначавшая ближайший мотоцикл.

Ощущение было такое, словно мне вслепую надо даже не идти, а бежать по раскачивающемуся канату над клокочущей пропастью. Даже для опытных байкеров дорога оказалась трудна, мы дважды останавливались, собирая колонну, растянувшуюся в ночи километров на пять.

Добрались до здания клуба, темневшего на фоне грозового неба, как средневековый замок. Я никак не мог поверить, что цел и невредим, а рядом посмеиваются мои братья, стряхивая с себя капли дождя.

Уже четверть века хочется их попробовать. С тех пор, как прочитал про них в первый раз. Поведал мне о них Булгаков.

Вы послушайте, как звучит: «Сегодня мы ели сладкие весенние баккуроты».

Баккуроты! Весенние! Сегодня!

Я не знаю, какие они на самом деле – баккуроты. Собственно, и знать не хочу. Наверняка это какая-нибудь сморщенная фига с чернослив величиной и с горьковатым привкусом. В жизни ведь всегда так.

Но на самом деле я знаю: баккуроты – это растущие на дереве свежие слоеные пирожные с воздушным фруктовым кремом. И даже произносить их надо с особым древнеарамейским акцентом, с усиленным «к» – «баК-Куроты». Потому что они очень вкусные. Вот так.

И ели их весенним месяцем на зеленом холме, запивая водой из ручья, Иешуа, Павел и вся честная компания. Ели, прижмуриваясь от удовольствия и солнышка, со смехом вытаскивая чешуйки слоеного теста друг у друга из бороды…