– Ты у меня про Мелеха все выпытал! – свожу брови к переносице. Просто так сдаваться не собираюсь. – Напоил и выпытал.

– Соня, милая, – мягко растягивает слова Гроссо, в то время как тепло в карих омутах остывает, превращаясь в острые льдинки. – Ты меня сейчас обвиняешь в том, что я тебя спаивал?

Мурашки от фразы, произнесенной тихим шепотом, табуном проскакивают по позвоночнику, заставляют непроизвольно дернуться вверх и прижаться грудью к горячему телу мужчины.

– Э-э-э, нет, – подумав секунду, отчаянно верчу головой. – Я неправильно выразилась. Прости.

– Пра-а-авда?

Мягкости в мимике как не было, так и нет. Алекс начинает пугать.

– Ну тогда с тебя причитается за клевету, – выдает он, выдержав приличную паузу и заставив меня побледнеть.

– Что? – голос пропадает и сипит.

– Поцелуй, – уверенно заявляет зараза.

И пока я соображаю, что и к чему, мои губы требовательно и уверенно захватывают в плен.

Сладко-чувственный и безумно-провокационный.

Мотыльки стыдливо прикрывают глазки ладошками и отворачиваются, охая и ахая. И я их в этот момент отлично понимаю. Мне становится о-очень жарко.

***

– Я всё равно зла.

Сообщаю в потолок, когда дыхание нормализуется, а сердце чуть медленнее продолжает колошматить в груди.

– А я не против, – доносится довольное сбоку, где лежит совершенно не запыхавшийся мужчина. – Хочешь, попрошу прощения?

Перевернувшись на бок, Алекс вновь нависает сверху, голодным взглядом рассматривая мой рот. Большого труда, чтобы понять, как именно он хочет извиняться, не требуется.

Вдыхаю поглубже и облизываю нижнюю губу, которую колет после тесного общения с колючей небритостью.

– Я даже настаиваю, – не сдается брюнетистая зараза.

Его глаза при этом становятся не просто тёмными. А чернющими.

– Нет, – упираюсь ладошкой в крепкую грудь, где уверенно и размеренно стучит сердце. – Не стоит этого делать.

– Мне показалось, что тебе понравилось?

Левая бровь взлетает вверх. А взгляд плавно с губ скользит к глазам и там останавливается.

– Не показалось, – решаю быть честной, – но продолжения не будет.

– Причина?

– А у тебя нигде не ёкает?

Отвечаю вопросом на вопрос.

– Поясни, – складка между бровями разрастается, а глаза остаются честными-пречестными.

Ну-да, ну-да, почти проверила в то, что я тут полную ерунду несу, а он в гордом непонимании пребывает.

– Кто-то не свободен, – хмыкаю жестко и подныриваю под рукой, откатываясь вбок и в сторону. – Имей совесть.

– Тебя только это волнует?

Алекс совершенно спокойно, не стесняясь своей наготы, разваливается по центру кровати и закидывает руки за голову. Наблюдает внимательно, как я дерганными движениями стараюсь поскорее спрятать свое тело под несколькими слоями одежды.

– Я не хочу обсуждать эту тему, – качаю головой, избегая смотреть в сторону разобранной постели, чтобы не покраснеть вновь.

Но это не помогает. Потому злит. Неимоверно.

– Я приготовлю нам кофе, а затем ты уйдешь, – говорю уверенно и бескомпромиссно.

Слишком наше знакомство затянулось, и это внушает беспокойство. Рождает глубоко внутри ненужную привязанность и желание довериться.

Нет. Нельзя.

Выхожу из комнаты и, прикрыв дверь, на секунду замираю.

Хватит, Соня. Выдыхай и бери себя в руки. Жизнь продолжается, как бы тяжело ни было. И впереди ждут новые заботы и волнения.

Привычная утренняя суета расслабляет и немного расставляет все по местам. Но то, как я неосмотрительно проболталась Алексу о своей юности, гнетет и заставляет чувствовать себя не в своей тарелке. Мне жутко стыдно и неуютно.

«Не умеешь пить, вот и нефиг начинать», – делаю единственно верный вывод, плеская холодной водой в лицо, чтобы остудить щеки.