Раньше Артем всегда выступал инициатором. В любой ситуации. И мне это очень нравилось. Только на нем наши отношения и держались. А сейчас… Все это ему больше не нужно.

Отчего-то и посмотреть на него боюсь. Робко вожу взглядом по панели автомобиля – зацепиться не за что. Пока, наконец, не решаюсь, взять в фокус сжимающие руль руки. Вот на них надолго подвисаю. Удивляюсь тому факту, что даже его ладони кажутся мне родными.

Глубоко и чересчур громко вдыхаю. Веду взглядом дальше. Сердце грудь распирает, когда стопорюсь на лице Чарушина.

Молчаливый. Суровый. Пугающий. И все равно безумно красивый.

«Ты все еще моя…»

В моем рту так сухо, что и сглотнуть не получается. А в горле ведь собрался ком. Кажется, еще немного, и полностью дыхание мне перекроет. Именно поэтому я с этой функцией ускоряюсь – пытаюсь надышаться и захватить какой-то запас. И плевать на то, что процесс становится слышимым. Сейчас мое волнение не ощущается чем-то постыдным.

– Ты не звонил… – начинаю несмело.

Оставляю фразу оборванной, в надежде, что Артем продолжит.

И он продолжает. Только совсем не так, как мне бы хотелось.

– А должен был? – выдает таким тоном, будто ему и говорить со мной лень.

Взглядом же, который неожиданно на меня направляет, буквально припечатывает.

– Не то чтобы должен… – не знаю, где нахожу силы, чтобы выражать дальше свои мысли. – Но я ждала.

Чарушин резко стискивает челюсти. Сглатывает – улавливаю дерганое движение кадыка. Поджимая губы, яростно втягивает носом воздух. Шумно выдыхает, уже глядя на дорогу.

Меня разбивает дрожь, а следом за ней разливается острый жар. Ведь я успела уловить в его глазах мощнейшую вспышку эмоций.

Что это было?

– Не стоило, – высекает Чарушин жестко.

– Почему? – выпаливаю почти сразу за ним.

На этот раз он не отвечает. Только таким взглядом пронизывает, что мне приходится малодушно опустить веки.

Пытаюсь отдышаться. Но не потому, что рассчитываю подавить какие-то реакции. Артем их в любом случае все считывает.

Пусть видит. Пусть знает. Пусть понимает.

А я стараюсь совладать с собой только для того, чтобы иметь силы продолжить разговор.

– Так ты был занят? Почти неделя прошла.

Смотрю на него и замечаю блеснувшее в глазах удивление. Однако пару секунд спустя он его, конечно же, топит раздражением.

– И что? – голос становится ниже, прорезаются хриплые будоражащие меня нотки.

– Я думала, мы начнем как-то общаться… – тарахчу, практически не дыша.

– Общаться мы не будем, – и снова от его тона, даже не от слов, мороз по коже бежит. – Не звонил, потому что не хотел. Такой ответ тебя устроит?

Поджимая и прикусывая губы, бурно вентилирую носом воздух. Грудь так высоко вздымается, что в какой-то момент даже дискомфорт от этого возникает. Ребра то распирает до боли, то, напротив, столь же мучительно сдавливает.

Зачем ему я? Зачем это все?

У него полным полно тех, с кем можно заниматься сексом. Как бы неприятно мне ни было, я это признаю. Но он ведь хочет именно меня. Я же правильно понимаю? Как мне к этому относиться?

Пытаюсь не реагировать на вызов, который Чарушин бросает мне каждым своим взглядом, каждым своим словом, каждым своим прикосновением. Я не невинна, его же стараниями. Но та степень порока, которую он сейчас выдает, все еще остается для меня неизведанной. Это пугает. И… волнует, конечно.

Заглушив двигатель, Артем без промедления покидает салон. Я тоже задерживаться не собираюсь. Уже открываю дверь, когда вдруг, мазнув взглядом, замечаю висящую на зеркале заднего вида ту самую подвеску из амулетов, которую когда-то мастерила Чарушину на день рождения.