– Добрый вечер!
Господи, это его мама… Мама…
Господи, что она обо мне подумает?
Во что я одета? Вспоминай! Черт, юбка очень короткая?
– Здравствуйте, – шепчу, с трудом выдерживая ее мягкий, но явно заинтересованный взгляд.
На Артема и вовсе смотреть не могу. Но… Зачем-то смотрю! Точнее, поглядываю. Долго принимать кипящее в нем недовольство не получается.
– Это Лиза, подруга Артема, – щебечет тем временем Рина. Сейчас она мне напоминает Соню, только еще смелее и решительнее. – Ника, Анж – сестры. А это наша мама – Татьяна Николаевна.
– Очень приятно, – на этот раз без особого энтузиазма выдаю.
И смотрю на Артема. Грудь так сильно сдавливает, что, кажется, тут и умру.
Он злится, что я здесь. Злится, что познакомилась с его семьей. Злится, что я в принципе существую.
Как же больно все это принимать! Не дышу.
– Вы тоже на «Бегущих»? – вопрос Татьяны Николаевны дает шанс очнуться.
Еще одного акта унижения, да еще перед ней, я не выдержу. Лучше врать.
– Нет… Я просто так… Зашла посмотреть, когда премьера одного фильма… Уже ухожу… Очень спешу… Извините… До свидания!
Разворачиваюсь и сбегаю, прежде чем кто-то из Чарушиных успевает среагировать и хоть что-то ответить.
Хорошо, что на улице давно стемнело. Иду домой и плачу.
Пакеты с покупками шелестят, и даже этот шелест меня больше не радует. Хочется размахнуться и выбросить все, что накупила, в первую подвернувшуюся урну. Останавливает лишь природная бережливость. Не по карману мне подобные истерики.
Кроме того, пытаюсь призвать свой разум к логике. Ничего ведь ужасного не произошло. Артем не оскорблял меня. Ничего неприятного не говорил. Не говорил вообще ничего… Но, Боже мой, проявил такое пренебрежение!
Вспоминаю, и в груди снова заламывает.
После его трехдневного молчания… После того отношения, которое он выказал на прощание… После всех моих тайных надежд… Эта ситуация крайне сильно ранит меня.
Никогда больше он не будет прежним. Со мной не будет.
«Молчание я приму как вседозволенность…»
Нет… Нет! Я готова бороться!
13. 13
Нет, уйти ты не можешь.
© Артем Чарушин
– Эта девушка… – мягко стартует мама. Поджимая губы, выдерживает паузу, хотя уверен, что вспоминать имя ей не приходится. Сжимая челюсти, сосредотачиваю взгляд на дороге и просто жду, пока закончит. – Лиза, да?
Напряженно тяну ноздрями воздух. Делаю вид, что нагло втискивающийся передо мной мудак отнимает все мое внимание. Но секунд пять спустя кивать все же приходится.
С мамой мы никогда не поднимали тему Богдановых, и все же я знаю, отец не мог ей не рассказать.
– Она выглядела очень расстроенной. Мне ведь не показалось?
– Не знаю. Я не заметил, – голос сухой, аж трещит.
Нутряк скручивает. По плечам и спине летит дрожь. Но перед своим сознанием я упорно отметаю все эти реакции.
– А я заметила, – будто бы просто рассуждает мама. – Мне кажется, она и убежала, чтобы не расплакаться перед нами.
– Не выдумывай, – шумно выдыхаю.
– Я не выдумываю. Анализирую то, что вижу, – отражает спокойно. – Ты тоже раньше был весьма сообразительным, высоко эмпатичным и, я бы даже сказала, мудрым.
Мама выдает и замолкает. Проезжаем коттеджный поселок, который ей нравится, и она, как обычно, подвисает, любуясь обилием зеленых насаждений.
– Последнее ты к чему? – не выдерживаю, хотя не собирался впрягаться в этот странный диалог.
– Да ни к чему, – пожимает плечами. – Удивилась, что ты не заметил. Вот и все.
Вздох, который я произвожу, волей-неволей получается шумным. В груди, будто шквальный ветер поднимается. Заворачивает по периметру, усиливая то дикое жжение, что назойливым фитильком точится в левой части с тех самых пор, как в моей жизни снова появилась Богданова.