Я заметила, что многие рисунки на его теле скрывали под собой шрамы. Нерешительно сделала шаг вперед, затем, уже смелее, второй, поравнялась с Максом и, бросив на него короткий взгляд, протянула руку, касаясь большого шрама на животе, спрятанного под очередным скандинавским символом.

Макс опустил руки, не отводя от меня взгляда. А когда я провела кончиками пальцев по его телу, обводя тату, дернулся. Перехватил мою руку, поднял к своим губам и легко поцеловал.

– Откуда столько шрамов? – обеспокоенно поинтересовалась я.

– Я был неугомонным подростком, – поглаживая тыльную сторону моей ладони, ответил Макс.

– И стал неугомонным взрослым, – грустно улыбнулась я.

– Я часто падал, – согласился он. – Поехали.

– Да, – кивнула, сдерживая нервную дрожь.

Мы поспали несколько часов, а после пробуждения Макс велел собираться за вещами. Возвращаться было страшно, но не могла же я вечно ходить в одежде Кристины, а на новый гардероб средств у меня не было. Поэтому, вдохнув поглубже, постаралась успокоиться, убеждая себя, что это ненадолго.

Наконец Макс надел футболку и подмигнул мне. На губах тут же расцвела улыбка, и мои страхи временно отошли на второй план.

На улице дул прохладный ветер, опять лишая надежды увидеть в этом году настоящее лето. Небо заволокло тучами, и вскоре наверняка снова пойдет дождь. Хотя я не могла не признать, что с Максом очень уютно было сидеть у окна, наблюдая буйство стихии, и говорить обо всем на свете. С ним вообще было тепло, уютно и легко. А еще очень остро, горячо и возбуждающе.

Он, как и обещал, больше не делал попыток повернуть наши отношения в горизонтальную плоскость, но целовал так, что мое тело превращалось в жидкий кисель и настоятельно требовало продолжения. Низ живота наливался болезненной тяжестью, стоило мне только вспомнить наш поцелуй вечером на диване.

Еще я начала замечать, что Макс все чаще стал показывать эмоции. Если раньше, приходя в кофейню, он казался гранитной скалой, то со временем я начала чувствовать его. Когда он злился или нервничал. Был счастлив или возбужден. Мне хватало взгляда, жеста, дернувшегося кадыка, рваного вздоха. С каждым часом, проведенным вместе, я все больше осознавала, что во мне просыпаются незнакомые раньше чувства и эмоции. В животе завелась стайка разноцветных бабочек, а грудь словно тисками сжималась от одной мысли, что скоро нам придется расстаться. Скорее всего, навсегда.

И приняла решение. Я хотела запомнить и ощутить как можно больше. Хотела, чтобы именно он стал первым и единственным, а дальше – хоть мир под откос.

Мы сели в машину, и Макс плавно тронулся с места, изредка косясь на меня. Ехали молча. Я забралась на сиденье с ногами, лениво рассматривая прохожих, мелькающих за окном. Напряглась только, когда мы притормозили у моего подъезда. Сердце испуганно зашлось в груди, и я опасливо заозиралась по сторонам.

– Чего ты испугалась, я же с тобой, – уверенно сказал Макс. – Со мной не страшно.

– Да, – подтвердила я, нехотя выходя из машины.

Держась за руки, мы поднялись на мой этаж. Макс сорвал белую бумажку с печатью и первым прошел внутрь. Я, игнорируя подгибающиеся колени, следом.

Осмотрелась – и пришла в ужас. Все вещи валялись на полу, шкаф и комод были открыты, а в кухне все крупы кто-то высыпал на пол.

– Неужели непонятно по обстановке, что воровать у меня нечего? – сокрушалась я, перешагивая через осколки разбитой посуды.

– Наркоманы, – развел руками Макс.

– Леся! – гаркнул знакомый голос у входа, и Макс мгновенно напрягся, делая шаг в сторону. – Леся, ты?