Что странно, отчего-то не сильно и хочется. Не понимаю, что со мной происходит. Не понимаю… Семь недель прошло со дня свадьбы, папа успешно прооперирован, готовится к новому курсу химиотерапии, Саульский занят своими делами – есть время, чтобы выдохнуть и расслабиться. Но нет же. По ощущениям все как будто только усугубляется. Неуёмное беспокойство раскручивается внутри меня, словно вертолетный винт, попутно наматывая нервы и накаляя градус напряжения до неизвестного мне максимума. Рванет?

Глушу эту тревогу шампанским. Слабо помогает, надо признать.

– Вадик весь вечер глаз с тебя не сводит, – наклоняясь, шепчет Рита. – И, похоже, охрана твоя это тоже засекла.

– Да уж… Веселье еще то, – вяло отзываюсь я.

Поймав мой взгляд, Водонаев, будто дождавшись условного знака, направляется в нашу сторону. Изначально я собиралась использовать его в своих интересах, но, едва он оказывается передо мной, понимаю, что целоваться я с ним уже не смогу. Даже на публику.

– Юля…

– Чего тебе надо, Вадик? – на эмоциях, которые к самому парню имеют лишь косвенное отношение, огрызаюсь почти агрессивно.

Допиваю шампанское и тут же берусь за маргариту.

– А ты не понимаешь? – в ответ взрывается Водонаев. – Не могу я без тебя, дура! Не могу!

– Вадик, ты, блин, совсем страх потерял – так со мной разговаривать? Забыл, чья я жена? – голос приглушаю, хотя едва сдерживаюсь от того, чтобы не наброситься на него с кулаками. – Отвали по-хорошему.

– Я его не боюсь.

Меня разбирает такой смех, за живот хватаюсь.

– Вадик… Миленький… Нет, ты ненормальный! Чокнутый камикадзе.

Он не успевает как-либо отреагировать на мое веселье. В разговор ожидаемо и бесцеремонно вклиниваются Саульские амбалы. Встают по обе стороны от Водонаева, взирают вопросительно. На их фоне парень совсем теряется. Худосочный юнец с петушиной прической. Как он мог мне нравиться?

– Проблемы, Юлия Владимировна?

– Все нормально, Семён. Вадик уже уходит. Проводите, чтобы не потерялся. Только аккуратно.

– Будет сделано.

Бывший, конечно, не может не пронзить меня напоследок убийственным взглядом. Картинные обидки – его стезя.

– Ты еще пожалеешь, – говорит тихо.

На самом деле больше догадываюсь, чем слышу.

– Пока-пока, Вадик.

Уход Водонаева никого особо не печалит. На первых же перекатах новой хитовой песни всех из-за стола как ветром сдувает. Остаюсь лишь я, и Савельева из солидарности.

Взглянув на часы, невольно округляю глаза и задерживаю дыхание от удивления. Только полтора часа прошло? Как такое возможно? Я же нахожусь здесь уже так долго! Что за ерунда?

– Хороля, а расскажи мне, как у тебя с Саулем, – просит Ритка, участливо заглядывая мне в лицо. – Очень больно было? – впервые решается на столь откровенный вопрос. Правду говорят, алкоголь раскрепощает. – Как вообще? Приятно? Хоть чуть-чуть?

Не думаю, что кто-либо, кроме Саульского, видел, как я краснею от смущения. Однако в этот момент хватает его незримого присутствия, чтобы я залилась румянцем.

Опускаю взгляд и выдыхаю сиплым шепотом:

– Нормально. Слегка поболело в первый раз... Я немного запаниковала. Но потом боль ушла, и… удалось даже… расслабиться.

– А сейчас? Тебе нравится?

Теряюсь, не определяясь с ответом. Не потому, что не знаю. Как раз потому, что знаю. Озвучить стыдно.

Собираясь с мыслями, оглядываюсь по сторонам. И вновь простреливает сознание это шокирующее желание: незамедлительно отправиться домой. Вскакиваю на ноги, прежде чем обдумываю мотивы.

– Ты куда? – поднимаясь следом, Ритка ловит мою ладонь.

– Прости, мне уже пора домой.