Когда он, оторвавшись наконец от жука, поднял голову, его открытый взгляд встретился с горящими зеленым светом волчьими глазами. Зверь с широкой белой полосой на шее, прочно расставив лапы, стоял в двух шагах от ребенка и внимательно разглядывал его лицо. Мальчик не испугался, а словно бы оцепенел. Несколько секунд паренек и огромный зверь, не мигая, рассматривали друг друга, а затем волк чуть приспустил нижнюю губу, показав острый желтоватый клык, и хрипло, нечленораздельно произнес:

– Где твоя мать, маленький изверг?

Мальчик, не отрывая взгляда от зеленых волчьих глаз, медленно поднялся на ноги, изобразил неуклюжий поклон и ответил:

– Я – сирота, господин...

Волк склонил светло-серую от пыли голову набок и еще более невнятно пробормотал:

– Жаль... У твоей матери красивые дети...

После этих слов матерый зверь повернулся, словно потеряв всякий интерес к ребенку, и неторопливой рысью направился к центру городка.

Мальчик проводил волка взглядом, а затем начал медленно отступать к калитке. Добравшись до входа во двор, он быстро юркнул за плетень, стрелой промчался к крылечку хаты и исчез за визгливо скрипнувшей дверью.

Единственная в избе полутемная комнатка казалась очень большой, но это было всего лишь следствием почти полного отсутствия мебели. Только грубо выложенный очаг, расположившийся посреди комнаты, создавал в этом убогом помещении хоть какое-то ощущение обжитости. Земляной пол приятно холодил ноги, но мальчишка даже не заметил этого. Быстро пробежав к дальней стене комнаты, он присел на корточки перед кучей тряпья, наклонился и, чуть всхлипывая от возбуждения, зашептал:

– Дедушка... дедушка... просыпайся скорее! Что сейчас было! Со мной многоликий говорил!

Куча тряпок зашевелилась и... успокоилась.

– Дедушка, ну, дедушка же! – снова зашептал мальчишка, запустив руки под тряпки и толкая всю кучу. – Ну, проснись же! Я тебе сейчас все расскажу.

Куча снова зашевелилась, из-под тряпок показалась огромная грубая рука, которая, пошарив по поверхности кучи, отбросила вдруг большой, толстый лоскут. Из-под него появилось широкое заспанное лицо старика. Большие, водянисто-голубые глаза бессмысленно поморгали, потом в них появилось сознание, и старик резко сел, разворошив всю кучу.

– Что случилось? – спросил он гулким, чуть охрипшим от сна голосом и протянул свою огромную ладонь к белой голове внука, словно желая убедиться, что с мальчиком все в порядке.

– Я же тебе говорю, дед, со мной только что говорил многоликий!

Дед моргнул, не глядя, протянул руку в сторону и ухватил за горло стоявший рядом глиняный кувшин. Напившись квасу, дед поставил кувшин на место, посмотрел на внука и совсем уже проснувшимся голосом поинтересовался:

– Так. Ты, значит, снова играл за плетнем?!

Мальчик от неожиданного вопроса качнулся назад, сел на пол, затем, поморгав выбеленными ресницами и понимая, что отпираться бесполезно, молча кивнул.

Дед вздохнул, укоризненно покачал головой, но ругать мальчишку не стал. Вместо этого он погладил его по голове и, умеряя свой могучий бас, спросил:

– Ну, и что тебе сказал твой многоликий?

Мальчик поднял удивленные глаза и в свою очередь задал вопрос:

– Разве тебе неинтересно, какой он был?

– А я знаю, какой он был, – чуть усмехнувшись, ответил дед.

– Откуда? – У мальчишки от удивления округлились глаза, но он тут же сообразил. – Ты смотрел в окно, да?!

Дед отрицательно покачал головой:

– Ты же видел, что я спал... Просто я могу догадаться, что это был волк... ну, может быть, человек, хотя в человеческом облике многоликие по нашей улице не ходят...