Леммай пожала плечами:

– Но и ты до чудного молод. Впрочем, оцени сам.

Кармин передал Эю и пошёл убеждаться в правоте или неправоте Леммай. Оказалось, что домик действительно далёк от любого другого жилья и даже от дорог, наземных и воздушных.

– Тебя долго не было, – посетовала Леммай, подкладывая в огонь непонятный брикет чего-то бурого, очевидно местного топлива.

– Я хотел убедиться, что над нами нет часто используемых воздушных путей.

– И как?

– Я должен извиниться перед тобой, – легко сказал Кармин, подойдя и наклоняясь к лицу Леммай. – Ты была права. Это прекрасное место.

Он коснулся щекой её виска, а затем всё ещё прохладного уха и ощутил, как что-то сжимает до сих пор неощутимую пружину внутри его собственного тела и вместо неё расправляется что-то шёлковое, живое, приятно освежающее. Что-то, что наполняет желанием нежить Леммай в своих объятиях.

– Сперва мне нужно несколько тёплых одеял, Кармин, – едва ответив на поцелуй, со вздохом отодвинулась от него Леммай. – Здесь нет ничего такого, что помогало бы мне сохранять тепло для Эю. Да и никак не оставить её сейчас. Негде и не на чем. Пол заиндевел. От мороза на кровати хрустят покрывала. Огонь в очаге обогреет дом быстрее, чем мы. Потом сможем обойтись без топлива, но сейчас, Кармин, надо подумать о дочери. Ты сможешь найти одеяла посреди ночи?

– Не имею ни малейшего представления, – виновато признался Кармин.

– В таком случае это сделаю я. Слетаю к другому домику и заберу их оттуда. А ты проверь, есть ли вода.

И Кармин снова получил на руки спящую Эю.

– Она только и делает, что спит, да? – быстро спросил он. – Это нормально?

– Это не просто нормально. Это великолепно, – бросила на него странно-обещающий взгляд Леммай и тут же покинула дом.

Кармин, было остуженный внезапными преградами, снова загорелся изнутри.

"Можно ли её слова представить, как приглашение побыть только вдвоём? Это ведь так? Эю можно будет положить на согретое одеяло, укрыть и оставить, а я тогда смогу…"

Кармин представил себе близость с Леммай и то, как его взгляд погружается в самые глубины её глаз. Сердце заволновалось, как у тридцатилетнего.

Но Леммай долго не возвращалась, и он принялся ругать себя за то, что вообще отпустил её. Да, он был смущён и находился во власти чувств, буйно цветущих в душе не под стать зиме снаружи, но не стоило забывать о том, что Леммай, став матерью, ослабла, и первостепенная его задача прятать её.

А время тянулось. Разведённый в очаге огонь будто бы совсем не грел. Кожу Кармина леденило от тревоги. Он надеялся, что едва он вылетит из дома и поднимется в воздух, Леммай тут же появится. Но, зависнув высоко над землёй в темноте и холоде ночи, Кармин всё ждал и ждал, беспокойно выслеживая появление Леммай. Он сделал большой круг с Эю на руках, но Леммай не появлялась.

Снова сильная злость возникла в нём. Словно бы в ответ на разочарование и предательство. Но только теперь он сам себя разочаровал и предал. Ведь это будет только его вина, если Леммай исчезнет. И её будет ещё сложнее найти. Если прежде он знал, что её нужно искать в пределе Рашингавы, то теперь поиски её займут, возможно, несколько лет. И кто знает, что случится с Леммай за эти годы. Предел Рашингавы был её домом, законы принца хоть как-то, но защищали его герард. А вне предела, без значков принадлежности… Вывернутую наизнанку куртку могут принять за признак преступной жизни и чего угодно ещё. Её могут выследить наследники других принцев, могут выследить покинувшие лагерь братья Кармина. Особенно страшен своей хитростью Дайдрус.